Аррен слушала, а вокруг танцевали создания, полные фиолетового огня.
Девочка продолжила, и её напевный голос хрустальным звоном рассыпался во мраке, вспыхивал вместе с огнём музыкального леса.
— Некогда мой народ заселял все леса и просторы, болота и моря, — сказала она. — Мы жили на севере, там, где ныне лишь безлюдные пустыни, полные замёрзшей воды и камней. И там, среди снега и холодных ночей, мы знали каждое дерево, каждое озерцо и каждую птицу. Есть на севере травы, что восходят лишь после того, как мороз прихватит их своими жадными зубами; и лишь после зимы поднимаются они и трогаются в рост. Таков и Цветок Судьбы.
Песня возвышалась, достигая своего апогея.
Лес светился нежным перламутром.
— Всегда, когда появляется на земле Цветок, тяготы и горести преследуют его. Горькие утраты постигает он, и нет ему утешения среди детей земли. Через Поцелуй Боли пробуждается он от спячки, через страдания начинает расти.
Аррен слушала, затаив дыхание.
— Смерть гонится за ним, — продолжила шиаль, — смерть раздувает его паруса. И лишь благодаря боли он вызывается над травами земными, гордо поднимает голову и простирает ветви свои. Но вот, наступает пора мудрости; с ветром говорит цветок, и слушает голоса трав земных. Коршун приносит ему вести с запада и востока, солнце согревает его своими лучами. Именно в эту пору постигает Цветок пути судьбы.
Песня поднялась до изумительного, чистого альта — и замерла, будто растворилась в тишине.
— А затем наступает пора цветения, и тогда многие увидят красоту Цветка — и поймут её. После цветения придёт и пора приносить плоды: и плоды этого цветка будут таковы, что насытят многих. Но не для себя он цветёт, не для себя пускается в рост — подлинный Цветок приходит в мир лишь ради тех, кто нуждается в нём.
— Но не может ли быть такого, — воскликнула Аррен, — что цветы рождаются лишь среди вашего народа — а я ведь человек!
И девочка с кожей цвета бирюзы покачала головой.
— Мы видим пути мира, — сказала она. — Мы видим его цветы и ростки. Все в мире едино и переплетено; и мы и люди — лишь разные ветви одного могучего Древа. Мы не питаем ненависти к людям, хоть и не любим их. Не ради людей или шиаль приходят в мир Цветы — но лишь ради судеб целого мира. Весь мир радуется и танцует, узрев приходя Цветка; и нет разницы для него между птицами и деревьями, Первыми и Вторыми Людьми.
Она мягко коснулась Аррен своей тоненькой рукой.
— Мы с твоим народом давние враги. Но тебе не стоит бояться нашего гнева, — сказала она. — Довольно лишь произнести «илле вайо» — и любой из народа шиаль поможет тебе.
А затем всё закончилось — образы из её головы ушли, и песня кончилась.
Деревья всё ещё немного светились, угасая, и девочка рядом с ней сказала:
— Мы проводим вас на ваш корабль.
И вновь потянулись в глубину леса лианы; они выплывали из зарослей так же неторопливо и величаво, как до этого — погружались в них.
Вот деревья расступились, между ними появились лакуны. Взошла луна — она была большой и яркой; и разлила на поверхности Океана серебряную дорожку. Деревья вставали в темноте зыбкими призраками. И всё-таки, даже в смоляной, непроглядной ночи, море не было удручающе-чёрным: вверху раскинулись сыпучие созвездия: смарагдами и яхонтами — и мелкой серебряной пылью. А внизу, меж древесных исполинов, зависли лиловым роем уже знакомые медузы. Несколько светляков спустились вниз и облюбовали мачты; корабль загорелся, словно его украсила Рождественская иллюминация. Аррен почудилось, что деревья — это громадные столбы, что поддерживают небесный свод; а жуки — фонари, развешенные рукой Незримого.
Они стояли на борту корабля, и его гордый нос взрезал темноту, усеянную фиолетовыми звёздами — небесными и земными.
А в путь их провожала последняя песня.