И восхищал.
И пристань здесь была — самая настоящая, не то, что в Келардене. Широкий настил из громадных брёвен, выдавался далеко в море, крепясь на массивных сваях. И кранцы* здесь были: толстенный слой верёвок оплетал срубы.
* Со стороны моря пристани густо оплетают верёвками — «кранцами»: тогда, если корабль и подойдёт вплотную, верёвки не дадут повредить борт.
Боргольд хрипло, отрывисто отдавал команды.
— Отдать якорь!
Они сбросили якорь с борта, противоположного причалу; вначале якорная цепь разматывалась с катушки легко, быстро; затем её придержали. Корабль медленно и величаво развернулся к причалу кормой; Аррен стало страшновато. Ей казалось, они вот-вот врежутся в него, и тогда…
Сбросили второй якорь (с правого борта), и отпускали его медленно, втугую.
— Подать швартовы!
Причал бы всё ещё далеко — футов семьдесят, не меньше. Дюжие матросы швыряли на берег «выброски», обвязанные линем; люди на пристани подобрали их. Затем матросы «Клыка» привязали к линю канаты потолще. Те самые люди на берегу вытянули канаты к себе; обвязали ими парные тумбы на пристани — кнехты. Кнехты были выполнены в форме причудливых божков.
Божки были покрыты зеленоватым налётом.
Аррен подумалось, что можно было бы бросить и сразу толстые канаты — швартовы — однако весили они столько, что это не под силу человеку. Всего канатов было шесть — по три с каждого борта. С помощью лебёдки («шпиля») матросы «Клыка» медленно подтянули корабль к берегу. Даже не верилось, что этакую махину может сдвинуть сила человеческих рук.
Корабль подошёл вплотную, просмоленная деревянная корма с душераздирающим скрипом и скрежетом на миг коснулась причала. Аррен даже подумала, что верёвки воспламеняться, хотя они и мокли в воде: с такой силой корабль провёл по ним своим корпусом. Спустя мгновение, корабль будто оттолкнулся от причала — и закачался в прозрачной морской воде.
— Подать якоря с носа!
Аррен пробрала дрожь.
В швартовке корабля было что-то пугающе-мистическое.
— Ну вот и причалили, — сказал Пьерш.
Повсюду слышалась ругань и разговоры на разных языках; многих из них Аррен никогда не слыхала. Гортанные звуки, присвистывания и пощёлкивания делали речь чужеземцев похожей на птичий щебет или рычание зверей; а другие, напротив, шепелявили и говорили в нос. Раскрыв глаза, Аррен широко смотрела на стоящие рядом корабли: они были громадны, намного больше «Клыка». Резные фальшборты, носы, украшенные чудищами или драконами из светлого дерева; мачты, выше самых высоких деревьев Келардена.
Их корабль походил на отважного львёнка, что прикорнул под боком у слонов; и Аррен охватила благоговейная дрожь. Впрочем, она припоминала, что уже видела подобные громадины — за шатром Короля Эдварда; но это было давным-давно, в другой жизни, а может и вообще — привиделось ей или приснилось. Должно быть, здесь было глубоко, раз такие колоссы могли подойти вплотную. На самом деле, так и было: берег у Тартааша резко обрывался вниз, во владения невиданных Морских Королей. Зато вода, как и Келардене, была мутно-грязной: чего в ней только не плавало! Аррен даже присматриваться не решилась.
— Подать сходни!
С корабля сбросили длинные доски, сбитые между собой.
И люди здесь были не такие, как в Келардене. Они подошли так близко, что Аррен могла рассмотреть узоры на халатах; люди здесь были смуглые, с крупными носами и густыми чёрными локонами, и в цветастых одеждах. Встречались и другие — цвета старого дерева или даже совсем чёрные — такие, как Харат. Но более всего поразили девушки — невзирая на жару, они были закутаны в длинные, полосатые одежды, а на голове — тюрбан; либо же были почти совсем голыми — прозрачные накидки или набедренные повязки скрывали уж слишком мало; и Аррен подумала — «Как они не сгорят со стыда?»
Пьерш проследил её взгляд.
— Рабыни, — сказал он. — Невольницы. А вообще, привыкай: тут юг, и обычаи совсем другие…
На берег они отправились вдесятером; Боргольд остался на корабле — этого требовали обычаи Тартааша. Матросы вооружились, Жувр и Фошвард надели кольчуги, и, в целом, выглядели весьма внушительно.