Тем временем эмир Джаншах, высокий человек с капризными чертами лица, не подозревая о желаниях Келлара, в ярости расхаживал по комнате, как запертый лев.
— Во имя Баала, Мардука и Ашторет! — воскликнул он. — Поведай мне, о Газнав Ави, как мог мальчик пропасть из запертой и охраняемой тюрьмы!
Высокий евнух с бабьими чертами лица, весь сжался, в ужасе взирая на своего повелителя.
— Воистину, — залепетал он, — это деяние непостижимое и необъяснимое. Не иначе как духи пустыни пришли этой ночью и выкрали его. Дверь цела, стражники ничего не слыхали; и даже окошко нетронуто. Мальчишка словно испарился! Может, за ним пришли демоны из Яджуидара?
— Со стражников живьём содрать кожу, — нетерпеливо бросил эмир. — И призови ко мне всех магов, колдунов и астрологов, факиров и хиромантов; я хочу узнать правду, даже если мне душу придётся продать за это. Клянусь, если я найду этого мелкого мерзавца, он пожалеет, что не обратился в мышь!
Глава 4. Мечта эмира Джаншаха
Долго расхаживал по покоям Джаншах, огонь нетерпения сжигал тело его.
И уж совсем он решил зайти к дурнушке Сималь, как вдруг, внимание эмира привлекло одно из знамён, висящих на стене; некогда воины подобрали его на поле, где войска Тартааша наголову разбили один из отрядов Королевства. На знамени был изображён Лев; и Джаншаху вдруг почудилось, будто он совсем, как живой.
— Сын мой, — сказало ему чужеземное чудовище, — оставь в покое стражников. Их не за что наказывать, они исправно несли свою службу — ибо это я помог мальчику выбраться из темницы.
Джаншах отпрянул и потёр глаза; такого просто не могло быть.
А в следующий миг он выхватил из ножен саблю.
— Отвечай мне, — прорычал он, и рука его дрожала от ярости. — Ты чужеземный демон? И как ты пробрался в мои покои?
— Сын мой, — ответил ему Лев, — запретных мест в этом мире нет для меня. Но тебе не стоит меня бояться; ибо не наступило ещё Время.
— Я убью тебя, — сказал Джаншах.
— Ты можешь это сделать, — согласился Лев. — Но сабля тебе в этом не поможет. Ты можешь убить меня лишь в сердце своём. И ты почти убил меня — но быть может, ты ещё остановишься на краю пропасти. Впрочем, я не о том пришёл говорить с тобой. Отзови колдунов; если пожелаешь, я открою тебе правду и помогу выполнить самое заветное твоё желание.
Джаншах отчаянно сжал рукоять сабли; густая, багряная ярость заливала его.
— Я не верю посулам иноземных монстров, — буркнул он. — Но, впрочем, скажи мне, что за желание?
— Ты мечтаешь отправится в Запретный Город Яджуидар, — спокойно сказало чудовище, — и получить там силу демонов, дабы расправится со своим дядей — шахом и самом воссесть на престол Тартааша.
— Во имя всех демонов! — сорвалось с губ эмира. — Не стоит говорить об этом так громко.
Поколебавшись, юноша вложил клинок в ножны; убедился, что дверь плотно притворена и обернулся к ожившему знамени.
— Допустим, то, что ты говоришь — правда, омерзительное отродье, — нахмурившись, сказал он. — Как же ты поможешь мне?
— Я скажу тебе, где мальчишка, — просто сказал Лев. — Если ты пообещаешь мне отпустить стражников, не тронуть мальчишку, забыть о его сестре и быть милостивым ко всем чужеземцам в этом городе до истечения месяца Льва.
Мрачная улыбка появилась на лице Джаншаха.
— Что ж, я поклянусь, — медленно сказал он. — Поклянусь своей рукой, что всё будет по слову твоему. Только скажи мне, где трусливый Рамдабар! Выходит и с вами, северными чудовищами, можно иметь дело. Когда я стану шахом Тартааша, я возведу тебе столько храмов, сколько захочешь — и отолью статую из чистого золота.
— Чтобы воззвать ко мне, не нужны храмы, — ответил ему Лев. — А чтобы увидеть меня, довольно закрыть глаза. Что ж, эмир Джаншах, да будет по слову твоему: мальчик по имени Рамдабар ныне находится в доме старьёвщика Келлара. Но опасайся отныне своей руки — ибо она не вполне принадлежит тебе.
Но Джаншах, эмир Тартааша, уже не слышал последних слов: наполненный злой, кипящей радостью, он сбежал по лестнице и крикнул:
— Газнав Ави! Отправь Джелайя в дом скупщика Келлара, и вели подать мне вина!
Испуганный евнух явился перед очами эмира, опасаясь, что последует новое наказание; однако спустя мгновение сердце его успокоилось — эмир был счастлив, счастлив той чёрной горячей яростью, которая ведома людям мстительным и злопамятным.