- Спасибо вам! - вырвалось из души. - Спасибо за всё!
Голос подломился; я закусила задрожавшую нижнюю губу.
- Ну, хватит, - твёрдая, совсем не изнеженная, рука легла мне на щёку, развернула моё лицо. - Не плачь. Больше тебя и пальцем никто не коснётся!
Мужская грудь, к которой меня всё ещё прижимали, вздыбилась и опустилась, словно от сдерживаемого гнева. Ткань мокрой рубашки холодила щёку.
- П-простите, - пролепетала я, глядя на него снизу вверх.
- За что? – улыбнулся Проскурин.
Я восхитилась этим человеком: оторвала его от дел, испортила вечер, заставила провозиться с собой невесть сколько, утешать - это не считая полученных им ушибов!
- Опять я испортила вам рубашку, - голос затих на полушёпоте, задушенный нестерпимым стыдом.
Стыдно и неловко вдруг показалось всё: и моё положение на коленях Евгения Харитоновича, и его рука, гладившая мою спину. От неё шло тепло, а я, будто озябший котёнок, тянулась к нему, будто зная, что здесь меня в обиду не дадут. Вздохнула, отстраняясь, и невольно передёрнулась от холода. Нет, в машине было тепло: холод был другим - внутренним. Потянулась было к ручке двери, начальник перехватил запястье, сказал:
- Садись на соседнее.
Я перелезла на правое сиденье, с трудом удержавшись, чтобы не зашипеть. Бедная моя нога совсем поплохела: видно, шок постепенно проходил, и физическая боль снова начала достигать сознания. Машина мягко тронулась. Прикрыв глаза, я думала в каких выражениях мне благодарить своего спасителя. Нужных слов не находилось: "Спасибо" - это так плоско, так невыразительно! Не могли те куцые фразы, которые складывались у меня в голове, даже частично выразить моей бесконечной признательности!
А когда я всё же попыталась донести её до адресата, шеф нетерпеливо прервал меня. Я растерянно замолчала. "Он терпеть не может слезливых благодарностей", - вспомнилось мне. На память пришло, как сделав что-нибудь приятное для сотрудников, например на 8 Марта, начальник неизменно закрывался у себя в кабинете, избегая выслушивать бурные оды в свою честь. Поэтому я ограничилась скупым:
- Евгений Харитонович, спасибо вам огромное!
Не поворачивая головы, он едва заметно кивнул, принимая благодарность. Отвернувшись от освещённого фонарями профиля мужчины, я тоже стала смотреть перед собой, на почти пустую дорогу. Пошёл снег; снежинки опускались на лобовое стекло, и их тут же сметали дворники. Заворожённая этим зрелищем, погрузившим меня в какое-то заторможенно-медитативное состояние, я перестала следить за дорогой. И очень удивилась, когда мы остановились - точнее, тому, где мы остановились.
- Приехали, - ответил начальник на мой обеспокоенный взгляд.
- Но... Это же...
- Желя, ты ведь не думала, что я оставлю тебя сегодня одну? - слегка нахмурился мужчина, раздражённый моим замешательством.
Именно так я и думала, конечно. "Что может быть естественней того, чтобы ночевать у себя дома?!" Видимо, мысли отразились на лице, потому что Евгений Харитонович поморщился.
- Так, Желя, вылезай из машины. Приехали.
Я вышла, но соглашаться не собиралась. Мной овладела досада за чрезмерную опеку Проскурина, страх остаться с ним наедине и беспомощность, что мне не удастся настоять на своём. Так и вышло. Проигнорировав все возражения и доводы за то, чтобы мне вернуться к себе - я даже полезла уже за телефоном, чтобы вызвать такси, и лишь тогда вспомнила, что его разбили - Проскурин заставил меня подчиниться. Пещерным способом, то есть силой: подхватил на руки и понёс к себе.
А на мой возмущённый возглас посмотрел пристально - и я опустила глаза, мучимая поровну досадой и укорами совести. "Вот же - доставила человеку хлопот, так теперь он думает, что вправе мной распоряжаться!" - вопила гордость. Но совесть не дала высказать этого вслух. Потому что я неожиданно заметила мешки у него под глазами и хмурую морщинку на переносице. И носогубные складки словно бы обозначились глубже...
Представила себе что он должен был испытать, когда услышал мой крик о помощи: я же вопила, как резаная! "Мне его вовек не отблагодарить!" Совесть проворчала, что можно хотя бы попробовать - и начать с того, чтобы не заставлять больше беспокоиться обо мне. "Если ему легче знать, что я под его присмотром и не вскрою себе вены, пусть будет так," - подумала я про себя. И вздохнула.
Глава 6
Пещера у начальника оказалась очень даже приличной и современной. А ещё - просторной и удобной. Первое, что бросилось в глаза, когда мы зашли в холл и зажёгся свет - картина, висевшая напротив входа. "Вот уж никогда не подумала бы, что у Евгения Харитоновича такие вкусы в живописи!" Яркое, оригинальное полотно примерно полтора метра на два притягивало взгляды и отшибало мысли напрочь, поглощая всё внимание.