- Снег.
Мужчина снова отвернулся к окну. Подойдя, я тоже поглядела вниз: туда, где в жёлтом свете фонарей кружились снежинки. Завораживающее зрелище! Мне ли этого не знать, всю последнюю неделю просидевшей у окна? Если долго следить за их хаотичным движением, мысли постепенно успокаиваются и в голове устанавливается безмыслие... И кажется, будто слышно как звенит разбитое сердце...
- Ты, наверное любишь тут сидеть?
Я вздрогнула. Воспоминание об Артёме отозвалось болезненной судорогой в животе, а хриплый голос шефа полоснул по нервам. Раздражённо передёрнув плечами, почему-то солгала:
- Не очень, - и отвернулась от проницательного взгляда, словно заглянувшего в душу. Стало стыдно за глупое враньё. - Иногда.
Шеф промолчал. Я поёжилась. "Надо же так сглупить! Он же чует ложь, как собака - кость!" Мне вдруг сделалось до ужаса неуютно. "Что вообще он делает у меня в квартире ночью?" "Помогает", - укоризненно напомнила совесть. Но меня теперь нелегко растрогать: опыт жизни и расставания с Артёмом всё же кое-чему научил. Пока я искала подходящие фразы, чтобы дать понять, что уже поздно и в-общем-то ему пора, Евгений Харитонович молча глядел на снег, думая о чём-то своём. Наконец, я произнесла:
- Евгений Харитонович, спасибо вам за всё!
- Не за что, - как-то криво усмехнулся он и направился к двери. Я почувствовала себя невежей, выгоняющей гостя. - Утром за тобой заеду.
- Что вы, не нужно, - забормотала я: вот уж не думала, что он возьмёт на себя труд везти меня на вокзал! - Зачем? Я и сама прекрасно доберусь... Мои слова неслись ему в спину и разбивались об неё, как об стенку - горох.
- В шесть тридцать, - обернулся шеф на пороге и, не прощаясь, исчез в подъезде.
- Не стоило, - тихо проговорила я, зная, что никто меня не услышит. Впрочем, если б и услышал - всё равно сделал бы по-своему. Шеф - редкий упрямец! "А ты - неблагодарная девчонка!" - припечатала меня совесть. Я вздохнула и поковыляла в спальню. "Сейчас лягу спать и не буду ни о чём думать!"
Я опасалась - нет, была уверена, что не засну, поэтому в кровать отправилась только чтобы не усесться на подоконник. Странно, но от того, что Проскурин догадался о том, как и где я провожу ночи, я ощущала неловкость. Так бывает, когда постороннему человеку внезапно становятся известны твои тайны - те, которыми ты предпочла бы ни с кем делиться. И хотя упрёка в мужчине я не заметила - по нему невозможно было ничего прочитать, - комфортнее от этого не становилось.
Мне казалось, что он должен меня презирать - слабачку, романтически предающуюся страданиям, наблюдая за падающим снегом. Эдакую кисейную барышню, потакающую своим разнеженным "нервам", как миссис Беннет из "Гордости и предубеждения". Я поморщилась от сравнения. Совершенно не хотелось выглядеть смешной и жалкой в глазах босса! Вот почему я решила не поддаваться старой привычке и не проводить ночь у окна, как обычно.
Ещё труднее было отказать себе в кофе. Его запах, его вкус навязчиво вертелись в голове, как привязавшаяся песенка - и надоела, и не отвяжешься. Кофе хотелось так сильно, что я даже подумала: "Если бы мне сейчас предложили: вернуть Артёма или выпить чашечку кофе, что бы я выбрала?" И потрясалась, отметив заминку. Рывком села на кровати.
- Нет, конечно, я бы выбрала Артёма! - прозвучало так, словно я оправдываюсь.
А я вдруг спросила себя: "Почему, собственно, я бы его выбрала? Ведь именно Артём - та причина, из-за которой моя жизнь покатилась под откос!
- Он не лю-юбит тебя! - протянула с отчаянием в голосе, будто разговаривала с капризной маленькой девочкой, не желающей усваивать прописные истины. - Перестань за него цепляться!
На глаза привычно навернулись слёзы. Грудь сдавило: по-видимому, сердце предпочитало мучаться, но не отказываться от объекта своих страданий.
- Мазохистка!
Перед глазами встало закрытое, непроницаемое лицо начальника; стальные серые глаза... Мной овладело жгучее презрение к себе.
- Прав он, прав! Слабачка и есть. Дура набитая! - слёзы всё-таки выкатились из глаз. Я яростно вытерла их тыльной стороной ладони.
Тело по-прежнему жаждало кофе. От стресса я малодушно пошла у него на поводу и отправилась на кухню. Сварила себе кофе, налила в новую кружку, попутно пожалев о старой - такой удобной и привычной... Вдохнула любимый запах - и рассмеялась, сухо и невесело.
- Да уж, разумней выбрать кофе, а об Артёме забыть. Раз и навсегда!
Я посидела ещё на кухне, сжав ладонями лоб, словно так можно было выдавить, вытравить из себя эту дурацкую любовь. Не любовь, нет - зависимость.