Если раньше моя власть над собой беспокоила Женю – беспокоила настолько, что он пытался уйти, сбежать от меня, вырваться из-под ига, которым порой ощущалась любовь ко мне, то сейчас он принял её - полностью. Я видела это в его глазах: они смотрели на меня с выражением, которого в них не бывало. "Приказывай!" - говорили они, - Я сделаю всё, что пожелаешь".
Это безоглядное "всё", эта твёрдая и безграничная решимость, светящаяся в серой стали глаз пугали меня. Я не хотела попирать своего мужа; не хотела возвышаться за его счёт; низводить его до роли лакея - даже до положения преданного кавалера, всегда готового услужить даме сердца. Я хотела равноправия в нашей семье - права голоса для своего мужа; точно таких же прав для него, как для себя - во всём.
Мне нужен был сильный мужчина, а не сломанный. Сильный – и осознающий свою силу и цельность. Если бы я, воспользовавшись любовью ко мне, сломала Женю - пусть бы об этом никто не узнал, пусть бы он выглядел несгибаемым в глазах других – знал бы он сам, и этого было бы достаточно, чтобы подорвать уважение и веру в себя. Сознание своей уязвимости, слабости, бесправия ущемляло бы его достоинство, разрушало личность; и трещина, вызвавшая разлад в душе, со временем становилась бы только глубже.
Потому что мой Женя не был рождён, чтобы стать рабом! Слишком гордым он был, слишком мужественным! Он не должен был попасть в рабство - пусть даже от меня. Ни от кого, включая меня! Ему судьбой предназначено было жить свободно – парить, как орёл, в бескрайнем небе, поднимаясь так высоко, как сам пожелает, летая, куда сочтёт нужным… И возвращаться ко мне - по собственному желанию, не по принуждению.
Я хотела, чтобы, любя меня, Женя оставался внутренне свободным. Чтобы моя любовь к нему и его любовь ко мне не становилась для него обузой - путами, кандалами и оковами. Чтобы любовь не лишала воли; не стискивала горло, давя голос; чтобы любовь не забирала свободу самовыражения; чтобы не стреножила и не мешала идти своим путём.
Может быть, это было глупо. Но, гладя короткий ёжик тёмных волос, я чётко поняла: я не буду принуждать мужа ни к чему. Я уже однажды ходила этой дорогой - когда отпустила любимого, разбив ему сердце. Он в отместку разбил его мне. И ничего хорошего из этого не вышло. Пусть всё идёт, как идёт. Тогда я хотела всего и сразу - хотела большего, чем имела. Тогда как сейчас... Сейчас я ощущала себя невыразимо счастливой от одного того, что Женя обнимает меня, а я касаюсь его и шепчу на ухо жаркие слова о том, как сильно я его люблю! Невыразимо счастливой.
- Я сделаю всё, что ты захочешь, - поднял он голову с моего плеча.
"Приказывай" – снова появилось в его глазах.
- Я хочу... – улыбнулась хитро.
Он выпрямился – наизготове, глядя на меня внимательно и собранно, словно ожидая команды. А я ещё раз убедилась, что не хочу быть генералом в собственном доме - и не хочу, чтобы Женя смотрел на меня, как солдат, по первому требованию готовый броситься под пули!
- Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, - прошептала любимому.
Это было немедленно выполнено. Нет, однозначно, хотя в послушании есть определённая прелесть, я предпочитаю спонтанность самовыражения - и когда муж проявляет инициативу!
- А ещё я хочу...
Глянула из-под ресниц - всё та же неизменная готовность номер один.
- Чтобы ты мне улыбнулся.
Он улыбнулся. Я почувствовала себя странно: будто я с роботом. Прикажи - и он сделает что угодно.
- И поцеловал.
Женя поцеловал.
- И улыбнулся.
Его губы раздвинулись в улыбке.
- И поцеловал.
Я повторяла эти незамысловатые "команды" до тех пор, пока до Жени не дошла абсурдность ситуации, и он не рассмеялся. Это произошло на "улыбнулся". Тогда я, не говоря ни слова, просто подставила губы - и меня поцеловали, уже по-другому - без автоматизма! А после муж улыбнулся - без требования и напоминания с моей стороны - улыбкой, которая не только приподняла его губы, но и озарила глаза смешинками!
Если б мне требовались дополнительные доказательства - я их получила. Такую улыбку я жаждала видеть; такие поцелуи ощущать, как предыдущий, а не те, что до этого! Потому что они были настоящими - они шли из сердца. Они были подарены мне - я не вымогала их.