Любимый позволил мне войти в сердцевину лабиринта, который я пыталась пройти на Мальдивах. Тогда меня постоянно отбрасывало назад его нежелание делиться своей болью - она была слишком застарелой, к тому же Женя ещё не доверял мне достаточно. И... тогда он ещё не пустил меня в своё сердце настолько безгранично! Сейчас, по контрасту, я чётко видела разницу.
Это теперь я обосновалась в нём, как королева, заняв всё пространство! И душа, и сердце Жени были моими - все уголки: и тайники, и лабиринт с пещерами. Я могла повелевать ими, распоряжаться своим имуществом как хочу. Стань я тираном, Женя не восстал бы против моей тирании, как восставал когда-то: любимый сдался мне в плен и уже сам не желал уходить - не ушёл бы, даже если бы я прогоняла. Я ведь прогоняла, а он... сделал вид, будто послушался, давая мне возможность вернуться самой. Но если бы я не вернулась, он пошёл бы за мной и... вернул.
Я смотрела на мужа: на его лицо с резкими чертами - их не назвали бы красивыми, однако вместе они складывались в харизматичную, сильную и обаятельную личность. На поседевшие от моей жестокости виски, которые тут же захотелось погладить. На жёсткие носогубные морщины человека, привыкшего добиваться своего, не отступая ни перед какими препятствиями...
Вооружённая такими подробностями, которые муж рассказал о себе, я могла уничтожить его морально, если бы захотела - ведь мне стали ведомы самые нежные, самые тонкие и незащищённые струны его души. Я могла порвать их одним движением. Любое прикосновение к ним отдавалось Жене невыносимой болью!
Они звенели от напряжения, когда он говорил. Но Женя не прекращал. Порой замолкал, когда вспоминать становилось невыносимо - и снова и снова преодолевая себя, начинал говорить: глухо, торопливо, будто выплёскивая свои тайны до того, как боль выставит посетителей из лабиринта и снова навесит на его рот невидимый замок. Изредка замолкал, смотрел вопросительно, будто спрашивая: "Достаточно?". Тогда я переворачивала страницу и спрашивала о следующей фотографии.
Впрочем, и после того, как была просмотрена последняя, источник откровений не иссяк. Я отложила альбом, а сама устроилась у любимого на груди, как котёнок, свернувшись калачиком в его тёплых объятиях. Женя просто рассказывал о том, как они жили; о своём детстве; о работе на фабрике и спортивных достижениях - о себе. О жизни до черты, рассёкшей его мир напополам - о жизни после я знала.
- Я тебя совсем заговорил, моя радость, - наконец, сказал любимый. - Ты уже давно хочешь спать.
- Ничего подобного, - ответила, поднимая голову с его груди. - Я тебя слушаю. И сна у меня - ни в одном глазу.
Женя посмотрел на мои глаза - о сне я действительно даже не вспоминала - и улыбнулся.
- Всё равно, хватит на сегодня. Тебе пора отдыхать.
- Женя, - воскликнула горячо, - спасибо за то, что мне это рассказал!
Муж помолчал, потом со вздохом произнёс:
- Я поеду к Кропоткину, чтобы измениться, Желя. Отпустить прошлое. Убрать из себя всё, что мешает твоему счастью - подрывает твою веру в меня. И я сделаю это, не сомневайся - выдерну из себя, как сорняки!.. - он сжал зубы.
- Женя... - встревожилась я.
Он перебил:
- Мне придётся открыться ему. А я не хочу, чтобы он знал, а ты - нет. Ты ближе всех мне, любовь моя. И если я вынужден буду рассказать самые интимные вещи чужому в принципе человеку, то тебе - моей душе, моему сердцу, моей... - он сбился на секунду, затем продолжил с улыбкой: - моей волчице я могу рассказать всё. И могу и должен - если только ты хочешь это знать.
- Я хочу, - сказала честно. - Хочу, ведь это открывает тебя, Женя. Я не знала тебя настолько глубоко, настолько полно, а теперь узнала. Теперь я знаю тебя, любимый, - прошептала, обвивая его шею руками со всем пылом любви и признательности! - Спасибо тебе за это.
- Я рад, - хрипло ответил муж. - Рад, что ты рада; рад, что открылся тебе, любовь моя. Я доверяю тебе безгранично и хочу, чтобы ты знала меня - по-настоящему. Знала и... - его голос сел; откашлявшись, Женя проговорил тихо: - любила. Невзирая ни на что.
Я засмеялась.
- Ты уж прости, но я буду взирать! Я просто не могу "не взирать" - твоё лицо заставляет на себя смотреть. Но любить тебя я буду, хоть взирая, хоть не взирая. Потому что ты - в моём сердце.
Он улыбнулся, а я прижалась головой к его голове, ощущая, что мы стали ещё ближе, ещё родней. Женя пустил меня так глубоко в душу, как никогда прежде! Как не пускал никого - он счёл меня достойной; муж считал меня... продолжением себя. Его душой. Его сердцем. Его волчицей. Улыбка сама собой раздвинула губы; я взглянула на своего волка.