– Мы потеряли счёт дням, – пояснил он.
– 25 августа, – ответил Игорь.
– Значит, мы шли почти два месяца, – произнес Уиллис.
Но вот силы покинули и его, и Марту, и оба они тоже уснули.
Подложив в костёр сучьев, Игорь подождал, пока они разгорятся, и вгляделся в лица людей, с которыми наконец ему посчастливилось встретиться. Все мужчины были безбородыми. Лишь у одного, у рыжего, была заметна суточная щетина, а двое других были тщательно выбриты.
А у него лицо, он уж и не помнил с каких пор, заросло тёмной с медным отливом бородой. Он потеребил её пальцами, ощущая знакомую курчавость. У Игоря борода была небольшая, а у его отца – как хорошее помело. Лишь когда она начинала мешать в работе, Пётр Васильевич вспоминал о ней и нещадно обстригал ножницами.
Игорь всё пробовал на ощупь жёсткий курчавый волос. Не борода ли испугала Марту, когда она увидела его в первый раз?
Утром, едва развиднелось, он поднялся со своего ложа и, дав знак Цыгану следовать за ним, отправился на поиски добычи. На этот раз он подстрелил животное, которое называл джейраном.
Когда охотник вернулся к стоянке, все ещё спали. Положив на угли сухие сучья, он раздул пламя и принялся за разделку туши. Первой проснулась Марта. Она улыбнулась ему и предложила свои услуги. Вдвоём дело пошло быстрее, и вскоре запах жареного мяса подействовал на спящих людей – они зашевелились и стали один за другим подниматься.
По завершении завтрака Джон Уиллис передал своим спутникам рассказ Игоря о равнине, расположенной за горами, и о его приглашении в эту волшебную плодородную страну. Ответом были радостные восклицания и дружное согласие следовать за их новым товарищем.
Непродолжительные сборы, и, покинув стоянку, небольшой отряд потянулся по седой от полыни местности. Сон и значительные порции еды прибавили сил, лица посвежели, все оживлённо переговаривались и смеялись. Игорь ловил на себе признательные взгляды и едва успевал расплачиваться ободряющими приветливыми улыбками. Ему передалось общее настроение приподнятости, и это было ново для него, так как давно уже им владели одни только охотничьи инстинкты.
Скрылась, исчезла из глаз низина, в которой состоялась долгожданная встреча, за ней растаял в неверной дымке и зелёный островок леска.
Незаметно утренняя прохлада сменилась нестерпимым зноем, солнечные лучи, недавно ещё нежные, превратились в не знающие пощады мучительные жала. Горячий ветер иссушал тела, и от дефицита влаги спекалось во рту. На смену оживлению пришла усталость, и люди приумолкли, сосредоточившись на тяготах пути. Игорь пустил по кругу бурдюк с водой и получил его обратно наполовину опустевшим. Дети напились вволю, женщины сделали по десять крупных глотков, а мужчины – по три. Игорь ограничился тем, что смочил губы.
Его озабочивала низкая скорость передвижения. Пустыня же превращалась в подобие жаровни. Как бы люди не начали падать прежде, чем доберутся до места отдыха.
Часа через полтора он пустил бурдюк по второму кругу. Мужчины были особенно измучены, и он грубо, без церемоний сказал Уиллису, чтобы они «не валяли дурака» и пили наравне с женщинами. Детей не ограничивали и на этот раз, взрослые же сделали по восемь крупных глотков. Игорю досталось всего лишь несколько капель, но он чувствовал в себе ещё много сил и ещё долго мог обходиться без еды и питья. Остальные помимо воды нуждались и в пище. Поэтому он не забывал об охоте и, улучив момент, отрывался от отряда в надежде выследить какую-нибудь дичь. Но раскалённая пустыня словно вымерла.
В полдень слева по ходу движения обозначилась зелёная роща, вознесённая над горизонтом восходящими воздушными потоками. Игорь подумал, что это мираж, но роща не исчезала и, постепенно приземляясь, принимала реальные очертания. Он показал на неё сомлевшему от жары Уиллису и знаками объяснил, что надо прибавить шагу, иначе солнце и ветер доконают их среди этих голых холмов.
Обессиленные спутники Игоря повалились в тени первых деревьев. Он же, сопровождаемый собаками, не останавливаясь, вошёл в чащу и вскоре набрёл на глубокий родник с бегущим из него ручьём. Через некоторое расстояние ручей, сужаясь, исчезал между узловатых сплетений корней, но влаги, которую он нёс с собой и которая распространялась затем подземным путём, хватало, чтобы древесная растительность грудилась вокруг него в радиусе двух-трех сотен метров.