Найл пока продолжал жить в Лондоне, но часто находился в Лос-Анджелесе, медля с окончательным переездом. Хотя, похоже, всем кроме него было давно понятно, что долго длиться это не может. Его девушка была американкой и вела здесь свой бизнес. Да и сам он работал в команде Ларри, и все дела в основном были здесь, в Америке. День свадьбы они с Мэл, кстати, так до сих пор и не назначили. И я была счастлива от того, что мы с Ларри не стали затягивать с этим слишком сильно. Иначе могли бы продолжать сейчас жить в неопределённости.
Порой Найл не мог дозвониться до любимой девушки и тогда, зная, что мы часто бываем рядом, звонил мне и просил передать Мэл, чтобы ответила наконец. Так уже случалось пару раз. Поэтому я и решила, что Мэл снова не берёт трубку.
– Нет. Тебя, – ответил Найл, чем неожиданно поставил меня в тупик.
– Слушаю.
– Энн, ты можешь сейчас приехать в Седарс-Синай?
– Куда? – переспросила я, потому что не совсем понимала, что мне там делать.
Это был дорогой медицинский центр, расположенный неподалёку от Беверли-Хиллз и Западного Голливуда, славившийся высоким качеством обслуживания клиентов. Здесь работал огромный штат врачей, проходили лечение и рожали многие звёзды. Но я никак не ожидала такого странного предложения от друга Ларри.
– Энн, здесь Ларри, – не дожидаясь вопросов, пояснил Найл. И добавил на выдохе: – Его избили.
Он, кажется, говорил ещё что-то, но я уже не могла разобрать его речь.
Кажется, мне стало плохо. Я стала оседать и люди бросились ко мне.
Дальше не помню. Как будто вырезали фрагмент жизни из памяти.
Как будто моё нервное состояние загрузилось за этот период настолько, что больше уже не могло принимать подобную информацию.
Как будто мой организм просто сдался.
Глава 36
Веки тяжелые. Я хотела открыть глаза, но так сложно себя пересилить.
Мне казалось, я шевелила рукой, чтобы привлечь к себе внимание, но никто не отреагировал. Я одна? И где я?
А может быть, мне только казалось, что я делаю движение.
Сделав над собой усилие, медленно открыла глаза. Немного тошнило, но я глубоко дышала, и это мерзкое чувство хоть и не прошло совсем, всё-таки отпустило. Стало чуть легче.
Я была одна в светлой комнате, на высокой кровати. И к моей руке тянулась трубочка – капельница.
Инстинктивно схватила себя за живот – всё в порядке.
В этот момент дверь приоткрылась, и мне больше не нужно было гадать, как давно я здесь и почему.
Ну, почему – ясно: упала в обморок. Довела себя, скажут сейчас мне врачи.
Молодая женщина постарше меня, приятная на вид, в медицинской одежде – синей рубашке с короткими рукавами, брюках и шапочке – улыбнулась мне и сказала:
– Привет. Меня зовут Оливия. Как ты?
Я кивнула головой и пошевелила губами, чтобы произнести:
– Хорошо.
У меня это получилось почти легко и совсем безболезненно.
– С ребёнком всё в порядке?
– Да. И с тобой, и с ребёнком. Просто переутомилась. Я понимаю. Я бы тоже разнервничалась, если бы узнала такую новость о своём муже.
Мысли снова начали скакать и метаться: что они знают о Ларри? Можно ли им доверять? Не узнает ли пресса об этом?
Девушка, видимо, была готова к реакции, отразившейся на моём лице:
– Не переживай, здесь хорошая больница. Никто о вас не узнает.
– Как он? – спросила я.
– С Ларри всё хорошо. Ну, насколько это может быть хорошо в такой ситуации. У него сломана рука, ушиб мозга, пара синяков, в том числе на лице. Но жить будет. И петь, – она улыбнулась. – Он больше всего за это переживал.
– Мне нужно его увидеть, – тут же резонно выдала я.
Ни за что не поверю, пока не увижу его сама. Как это могло вообще случиться? Да, Ларри не пользуется услугами телохранителей в обычной жизни, но этого никогда и не требовалось. У него есть машина, он не ходит один по тёмным переулкам, не общается с бандитами, вряд ли кому перешёл дорогу. За что его могли так избить? Тем более перед целым рядом концертов. О них, конечно, теперь нет и речи. Не в ближайшее время точно. А это простой, неустойки и штрафы.
Господи, да о чём я думаю вообще? Главное, что он жив, что сможет восстановиться.
– Ну-ну, – тут же выставила вперед руки Оливия, опережая мою попытку принять сидячее положение. – Ты пока очень слабенькая. Давай прокапаемся, а вечером я сама тебя провожу к нему, ладно?
Я огляделась и задала ещё один вопрос, который в кино казался мне всегда совершенно нелепым и жутко наигранным: