Мы сидели в гостиной без света, хотя в комнату уже проникали сумерки. Я – в кресле, откинувшись на мягкую спинку и опустив одну руку вдоль корпуса, а другой поглаживая живот и поддерживая тем самым связь с Эмили, которая меньше чем через месяц должна была появиться на свет.
Ларри сидел сбоку на диване, ссутулившись и опустив руки на колени. Я смотрела на его длинные пальцы, которые мне всегда нравились. На его непослушные волосы, которые в последнее время он не отращивал слишком сильно, но оставлял достаточно, чтобы поднять лаком вверху во время съёмок. Смотрела на его наполовину расстёгнутую пёструю рубашку с короткими рукавами. Он так любит всевозможные рубашки, что даже дома их носит.
Наконец Ларри поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовала себя застигнутой врасплох, как тогда, когда мы были ещё довольно далеки от романтических отношений, но уже чувствовали что-то такое, в чём сами не отдавали себе отчёт.
– Он сказал, что ему жаль. Представляешь? Я совершенно этого не ожидал, а потому стал высказывать ему, что он сам испортил себе жизнь, скатился. Что мне от его лживого «жаль» не легче, и я не мог выступать несколько месяцев.
– А он?
– Он ничего не сказал. Смотрел на меня и слушал. Так что мне даже стыдно стало. И я подумал, какой же я идиот. И вспомнил твои слова – как много он для меня сделал. И сказал: «Тебе надо лечиться». А он говорит: «Зачем? Я ведь потерянный элемент общества. Ты сам это сказал. И абсолютно прав». А я сразу вспомнил отца. У него были те же проблемы. И если бы он не встретил Лолу – свою вторую жену, которая его поддержала – он мог бы закончить жизнь ещё раньше. А она помогла ему встать с колен и увидеть жизнь в ином свете. И я понял, что раз не смог тогда помочь отцу, то должен помочь Полу, который так много сделал для меня. Я позвонил Элен, она согласилась, и мы отправили его на лечение.
– А Пол?
– Он тоже не возражал. Он в депрессии. Довёл себя до такого состояния, что ему уже всё равно. Но, знаешь, я вчера ходил к нему – впервые за две недели смог заставить себя это сделать – и мы наконец-то нормально поговорили. Он даже плакал и снова просил прощения, а я не мог на это смотреть. Думал, сам сейчас разрыдаюсь. Почему, Энн, вот объясни мне, почему вместо того, чтобы дарить друг другу простое человеческое тепло, мы выпускаем колючки и наносим друг другу раны? Ведь это так просто: улыбнуться, поддержать добрым словом, сказать «спасибо» или «прости». Жить в мире. А мы предпочитаем отстаивать свою правоту, свою точку зрения, уже забывая даже, о чём вообще спорили, и делая это из азарта и для того, чтобы доказать, что прав всё равно я. Пол сказал, что, когда я впервые пришел к нему после того инцидента, он думал, что я начну его обвинять – да я так и сделал, но потом опомнился. И он…
Кажется, Ларри заплакал – я не могла ручаться за это, потому что было довольно темно, но голос его изменился, и он качнул головой и закусил губу. Помолчал какое-то время и вновь продолжил:
– Мы столько тепла недодаём друг другу! Сколько времени я не общался с отцом? Сколько времени мы упустили, лелея обиду? Хотя он делал шаги навстречу. Сколько родных людей навсегда обрывают нити друг с другом, забывая о том, что ближе никого нет? И зачем? Господи, жизнь и так короткая, а мы наполняем её таким ничтожным мусором: обидами, склоками, жалобами, нытьём.
Я не выдержала. Подошла к нему, обняла, прижала к себе.
Сколько мы с ним отталкивали друг друга, упуская возможность быть рядом? Хорошо, что в конце концов поняли: вместе нам лучше.
Хорошо, что судьба оказалась настойчивей нас.
***
А на следующий день у нас были гости.
Ларри был в студии, а я побаивалась открывать, потому что чувство подвоха никогда меня не покидало. Но, взглянув на транслирующие изображение с улицы камеры, успокоилась и удивилась одновременно. Там были Элен и Белла – но не та пятилетняя девочка, которой понравилось моё платье в Москве и которая показывала мне свои игрушки в Лондоне. Ей было уже гораздо больше – лет десять или около того. Вполне себе взрослая девушка.
Я встретила их на пороге дома, сложив вместе руки и, честно говоря, не очень понимая, зачем они пришли (может быть, к Ларри?).
Элен взглянула на мой внушительный уже живот и расплылась в довольной улыбке.
– Энн, я не знала! Поздравляю!
– Спасибо.
Обнявшись и почувствовав, что напряжение спало, мы вошли в дом. И по дороге Элен продолжала спрашивать меня, кого ждём и когда малыш появится на свет, выбрали ли мы имя и обустроили ли детскую.
Да, детскую обустроили. И это была инициатива Ларри. Честно, я даже не предполагала, что он возьмётся за это с таким азартом и упоением. Но то ли от слишком больших объёмов свободного времени, свалившихся на него разом, то ли по какой-то другой причине, он выбирал сам всё – от кроватки до конверта на выписку. Всё уже было готово и ожидало своего часа.