Они смотрели на чужой корабль, вспоминая и сравнивая, а потом Воронов сказал:
— Я видел их только в кино, но я думаю, это они.
В рубку вошел Вудворт:
— Вы уже здесь, командир? Что случилось?
— Где Рыжкин? — спросил Белостоков. — Вы не встретили его по дороге?
— Рыжкин? Не знаю. Я сюда прямо из штурманской. Что-нибудь неладно с курсом?
— С курсом-то все в порядке, — сказал Воронов. — Ты разве не видишь?
— А что я должен увидеть?
— Он еще не привык, — объяснил Коллинз. — Он только что из коридора.
Вудворт глядел на экран, стоя между креслами Воронова и Белостокова.
— Нет, — выдавил он наконец. — Встретить их здесь… Нет. Это невозможно, немыслимо.
Дверь рубки снова открылась.
— Да у вас тут тесно, — послышался голос Рыжкина. — Приятная компания. Здравствуйте, кого не видел. Чем буду полезен?
— Идите сюда, — позвал Белостоков. — Посмотрите на экран. Можете ли вы определить, что это такое?
Рыжкин пробрался в темноте к креслу Белостокова. Вудворт посторонился. Рыжкин оперся на спинку кресла. Некоторое время он вглядывался в экран. Он стоял в рубке «Бумеранга», опершись на массивную спинку пилотского кресла, и в то же самое время он снова лежал в вулканической трещине на Титане, и знал, что сзади дымятся останки его вездехода, и чувствовал плечом холод скафандра Вуда, и не смел высунуть голову, чтобы посмотреть, что делается на плато. А потом за скалами взметнулся огненный столб, и, когда пламя опало, он снова увидел в вышине неба то, уходящее, почти не поврежденное ракетами штурмовиков.
Он повернул к Белостокову лицо, бледное в темноте.
— Да. Ошибка исключена. Это они.
— Не понимаю, зачем формальности, — с вызовом сказал Воронов. — По-моему, все и так ясно.
— Ясно? — повторил Белостоков.
Они все пятеро по-прежнему сидели в рубке, только сейчас здесь было светло и место носового экрана занимала слепая стена.
— Да, — сказал Воронов. — Конечно, если вы прикажете тормозить, нам останется подчиниться.
— Вопрос стоит не так…
— Неужели?
— Я тоже не понимаю, о чем совещаться, — сказал Рыжкин. — Если бы мы не могли их догнать, тогда другое дело.
— Но «Бумеранг» не военный корабль…
— Вот как?
Белостоков продолжал:
— «Бумеранг» — это первый звездолет Земли, предназначенный для экспериментальной проверки принципа гравитационного поворота на нейтронных звездах. Особенно важно поэтому, чтобы он вернулся на Землю в целости и сохранности. И без человеческих жертв.
— Отлично, — сказал Воронов. — Мы вернемся туда в целости и сохранности, а нас там посадят в тюрьму. Как дезертиров.
— Это действительно несерьезно, командир, — добавил Вудворт.
— На борту «Бумеранга» нет оружия, — продолжал Белостоков.
— Извините, — возразил Рыжкин. — Когда в миллипарсеке от вас появляется астероид, вы не думаете о том, что у вас нет оружия. Вы просто нажимаете кнопку, и астероид превращается в излучение. Я не понимаю, чем отличается этот корабль от какого-нибудь хилого астероида.
— Вы забываете, что это военный корабль. Забываете об их энергетическом потенциале…
— Потенциал! — сказал Рыжкин. — Да мы их еще тогда били. Когда у нас не было звездолетов. Когда мы еще не могли уничтожать астероиды. И они нас боялись. Как смерти боялись наших штурмовиков.
— А скорость? — подхватил Воронов. — Вы полюбуйтесь на их скорость! Разве она свидетельствует о высоком энергетическом потенциале?
— Потому они и ушли, — сказал Рыжкин. — Они ведь думали, что не встретят сопротивления. Ведь когда они появились, что было у людей? Единства, и того не было. А когда они поняли, что мы не лакомый кусочек, а твердый орешек, они убрались восвояси. До сих пор, вероятно, радуются, что унесли ноги.
— Идти войной на Землю на таких скоростях… — презрительно сказал Воронов. — Смешно!
— Ладно, — вздохнул Белостоков. — Так вас не переубедишь. Давайте по порядку. Ваше мнение, Воронов?
— Атаковать. Немедленно. В смысле — когда приблизимся.
— Ваше?
— Согласен, — сказал Рыжкин. — Главное — не дать им опомниться.
— Вы?
Вудворт пожал плечами.
— Не знаю. Если правда все то, что о них говорили, то я не понимаю, почему они нас до сих пор не заметили.
— А вдруг это ловушка? — предположил Коллинз.