Эли Хейзелвуд
ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ
ПРОЛОГ
Настоящее
Я смотрю на груду посуды в раковине и прихожу к мучительному осознанию: У меня всё плохо.
На самом деле, забейте. Я уже знала, что у меня всё плохо. Но если бы я этого не сделала, это было бы равносильно признанию: тот факт, что я не могу взглянуть на дуршлаг и двенадцать грязных вилок, не увидев темных глаз Лиама, когда он прислоняется к стойке, скрестив руки на груди; не услышав его строгий, но дразнящий голос, спрашивающий меня: — "Постмодернистское искусство инсталляции? Или у нас просто закончилось мыло?"
Это происходит сразу после того, как я поздно прихожу домой и замечаю, что он оставил для меня включенным свет на крыльце. Это… о, это всегда заставляет моё сердце замирать наполовину милым, наполовину мучительным способом. Также замирание сердца вызывает: я помню, что нужно выключить его, как только я внутри. Очень непохоже на меня, и, возможно, признак того, что та грязь из семян чиа, которую он готовит мне на завтрак по утрам, когда я опаздываю на работу, на самом деле делает мой мозг умнее.
Хорошо, что я решила съехать. К лучшему. Эти сердечные замирания не могут быть устойчивыми в долгосрочной перспективе, ни для моего психического, ни для сердечно-сосудистого здоровья. Я всего лишь скромный новичок во всей этой тоске, но могу с уверенностью сказать, что жить с парнем, которого ты раньше ненавидела, но в итоге влюбилась — не самый лучший вариант. Поверьте, у меня докторская степень.
(В совершенно несвязанной области, но всё же).
Знаете, что хорошо в тоске? Постоянная нервная энергия. Я смотрю на груду посуды и думаю, что уборка кухни могла бы стать веселым занятием. Когда Лиам входит в комнату, я испытываю неожиданное желание загрузить посудомоечную машину до упора. Я поднимаю на него глаза, замечаю, как он почти заполняет дверную раму, и приказываю своему сердцу не замирать. Но оно всё равно это делает — даже делает сальто для пущей убедительности.
Моё сердце — придурок.
— Тебе, наверное, интересно, заставляет ли меня снайпер мыть посуду под дулом пистолета. — Я улыбаюсь Лиаму, не ожидая, что он улыбнется в ответ, потому что это Лиам. Его практически невозможно прочитать, но я уже давно перестала пытаться увидеть его веселье, и просто позволяю себе чувствовать его. Оно приятное, теплое, и я хочу купаться в нем. Я хочу, чтобы он покачал головой и сказал: "Мара" его тоном и рассмеялся вопреки здравому смыслу. Я хочу подняться на носочки, потянуться, чтобы поправить темную прядь волос на его лбу, зарыться в его грудь, чтобы почувствовать чистый, вкусный запах его кожи.
Но я сомневаюсь, что он хочет что-то из этого. Поэтому я отворачиваюсь, чтобы сполоснуть миску с хлопьями, спрятанную под дуршлагом.
— Я подумал, что тобой управляют те паразитические споры, которые мы видели в документальном фильме. — Его голос низкий. Насыщенный. Я буду очень сильно скучать по нему.
— Это были моллюски… Видишь, я знала, что ты уснул на половине. — Он не отвечает. И это прекрасно, потому что это Лиам. Человек, у которого мало улыбок и ещё меньше слов. — Так ты знаешь соседского щенка? Того французского бульдога? Он, должно быть, сбежал во время прогулки, потому что я просто увидела, как он бежал ко мне посреди улицы. Поводок висел у него на шее и всё такое. — Я протягиваю руку за полотенцем и натыкаюсь на него. Он стоит прямо за мной. — Упс. Извини. В любом случае, я отнесла его домой, и он был такой милый…
Я останавливаюсь. Потому что внезапно Лиам не просто стоит позади меня. Меня теснят к раковине, край стойки упирается мне в тазобедренные кости, а высокая стена тепла упирается мне в спину.
Боже мой.
Он… Он споткнулся? Должно быть, он споткнулся. Это несчастный случай.
— Лиам?
— Это нормально, Мара? — спрашивает он, но не отходит. Он остается на месте, прижавшись ко мне спиной, упираясь руками в стойку по обе стороны от моих бедер, и… Это какой-то сон наяву? Это сердечный приступ? Мой мозг превращает мои самые постыдные ночные фантазии в галлюцинации?
— Лиам? — Я хнычу, потому что он гладит мои волосы. Прямо над моим виском, своим носом и, возможно, даже ртом, и это кажется преднамеренным. Это не случайность. Он…? Нет. Нет, конечно, нет.
Но его руки лежат на моем животе, и именно это подсказывает мне, что всё не так. Это не похоже на одно из тех случайных соприкосновений рук в коридоре, о которых я говорила себе, чтобы перестать зацикливаться. Это не похоже на тот случай, когда я споткнулась о шнур от компьютера и чуть не упала ему на колени, и не похоже на то, как он осторожно держал меня за запястье, чтобы проверить, насколько сильно я обожгла большой палец, когда готовила на плите. Это похоже на… — Лиам?