— Стоим? — озабоченно спросил он.
— Эржебет не дает току, — ответил машинист, здороваясь с Винце за руку. — Стоим уже полчаса, ничего не поделаешь.
— Вижу, гофрированная бумага идет.
Машинист Матяш Хольцер молча кивнул, затем протянул Винце деревянную табакерку.
— Закуривай!
Потрескивая, горел крупно нарезанный табак, тихо было в огромном машинном зале, в котором почти терялись четыре человеческие фигуры. Грязная жижа, обычно бурлившая под сеткой, сейчас была неподвижна, как бы застыла, прессовые валы тоже; тишину нарушали лишь женщина, подметавшая пол в конце зала, да негромкий разговор четырех мужчин.
— Ты здорово похудел, — сказал Винце долговязому белобрысому парню.
— Тифом болел. Посмотрел бы ты на меня тогда, на остриженного! — Первый помощник машиниста второй машины Янош Деметер засмеялся, затем закашлялся и с досадой растоптал самокрутку. Бледное гладкое лицо его еще не знало бритвы, и только на подбородке пробилось несколько рыжеватых волосков, и, когда он кашлял, светлый пушок слегка подрагивал. — Как только очистили шоссе, я в тот же день пришел сюда пешком. Мать говорила, не доберусь живым, а я добрался-таки, хотя и впрямь не думал никогда, что оно окажется таким длинным, черт возьми, это Шорокшарское шоссе! А здесь меня приняли очень радушно, — добавил он. — Выдали ватник, продукты, дрова.
— Когда вы возобновили работу? — спросил Винце.
— Сразу же после Первого мая, — ответил Матяш Хольцер. — Провели кабель из Эржебета, оттуда получаем ток. Но по правде говоря, в первые дни мы больше слонялись из угла в угол, расчистили развалины, их было не так много, ты сам, наверно, убедился, посадили огород — салат, редиску и прочую зелень, а потом, когда нас собралось уже человек пятьсот, взялись за дело. — Он прижался спиной к машине и, неторопливо поглаживая черные густые усы, словно припоминая что-то, продолжал: — А случилось это в тот день, когда мы рыбачили. Был у нас большой баркас, на нем и ходили на Дунаец. Все, что поймаем, женщины тут же сварят, знаешь, как вкусно! Так вот, значит, поехали мы вчетвером вниз по течению, спешить было некуда, загораем себе на солнышке, запускаем невод, забыли обо всем на свете, наслаждаемся ласковым плеском воды, весной! Наловили два полных ведра рыбы и пустились в обратный путь, против течения. Вдруг слышим, кто-то кричит на дороге: «Поторапливайтесь, первая машина уже работает!»
— Вот и сейчас то же самое, — сказал первый помощник машиниста первой машины Имре Хорос, маленький молчаливый человечек, и указал на свисавшую на шнуре вспыхнувшую ярким светом лампочку: — Ток дали!
Поднимаясь вверх по узкой лестнице, Винце вслушивался в хорошо знакомый гул машин. К подошвам его ботинок налипли цветные бумажные полоски, ступеньки и пол были покрыты древесной массой, похожей на кукурузные хлопья. В верхнем небольшом зале уже работали питавшие первую машину четыре рола. В ваннах, бурля и пенясь, перемалывалась древесная масса, макулатура; ритмично вращался барабан. Оператор рола, рослый полный человек, даже не заметил вошедшего Винце. Распрямившись в полный рост у одного из ролов, сердито крикнул:
— Плохо заделаны сальники валов, забетонировали безобразно. Вы бросьте мне втирать очки!
Из-за ванны вышел человек в серой спецовке с небольшим ящичком в руке.
— Слесарная работа выполнена хорошо, — возразил он и, пожимая плечами, направился к железной лестнице.
Винце, переступая через клейкие темные лужи, подошел к оператору рола, возбужденному, раскрасневшемуся и продолжавшему кричать:
— Ведь слепому видно, что бетонщики напортачили. В сальник пробивает массу, прямо на приводной ремень. Это же халтура, а не работа… Вот взгляни, Винце! — Он подошел к лестнице, крикнул в машинный зал: — Сбавьте скорость первой, вышел из строя один рол. — Постепенно успокоившись, он вернулся к ванне, похлопал Винце по плечу. — Значит, временно поработаешь здесь? Вот и отлично! Глядишь, и мне будет полегче, а то один никак не могу сладить с ними. — И он кивнул на двух парней, что-то мастеривших в углу и прислушивавшихся к разговору. — Тянут волынку, приходится все время стоять у них над душой, а им только одно надо — где бы пожрать, не хватает, видите ли, того, что дают, так что ли, Гажи? — Он ловко передвигался, подпрыгивая, как резиновый мяч. — В двенадцать часов соберемся во дворе, у конторы, там услышишь кое о чем, что огорчит тебя, в общем, узнаешь потом, а сейчас распорядись, пусть те, наверху, пошевеливаются, транспортер стоит.