— Ваша дражайшая супруга была какая-то взвинченная, да и не мудрено по нынешним-то временам. При ней была сумка, которую она не выпускала из рук. Так вот, значит, какие дела…
— Спасибо, — поблагодарил барон и вышел из гаража.
«Куда теперь?.. Домой, разумеется. Следствие закончено, все дальнейшие меры не имеют смысла. Можно, правда, сходить на Восточный вокзал и попытаться узнать что-нибудь у служащих, но за это время наверняка успела заступить новая смена. Итак, домой…»
Стоявший в воротах Ласло Ковач вежливо приветствовал хозяина дома:
— Здравствуйте, господин барон. — Ответа не последовало, барон смотрел на него, как на пустое место. Дворник обиженно пробормотал себе под нос: — Чтоб тебе пусто было!
В квартире стояла необычная тишина. Приближался вечер. От ощущения пустоты было жутко и нестерпимо тоскливо. Старые жильцы уехали, отметил про себя барон, он видел их в окно сегодня утром. А новые ушли куда-то…
В комнате он увидел тот же ералаш, который застал утром: разбросанная одежда, открытый чемодан, расплывшиеся на столе жирные пятна.
В ванной он несколько минут разглядывал свое отражение в зеркале. Несимпатичное продолговатое лицо с подстриженными усами произвело на него отталкивающее впечатление, и пока он неподвижно стоял, то испытывал странное чувство, будто вопреки усвоенной им привычке поверяет свои самые сокровенные мысли какому-то постороннему человеку. Итак, с Амелией покончено. Жену, вернее, женщину, которую он взял себе в жены, природа создала из весьма недоброкачественного материала, в чем убеждает мозаика, складывающаяся из достоверных фактов. Перед глазами барона внезапно всплыл тот рассвет на шоссе между Балатонфельдваром и Шиофоком, рядом с ним молодая девушка, глаза у нее сонные, взгляд хитрый…
В комнате он снова заходил из угла в угол, стараясь наступать на те же косые полоски паркета. Не замечал, как шаги его все убыстрялись. То и дело натыкался на мебель, тяжело дышал. Память об Амелии навсегда вытравил из его сознания и изгнал из этой комнаты вывод, к которому он пришел: жена обокрала его и сбежала за границу с тем молодым человеком. Матеффи скоро оберет ее до нитки, а в остальном — это уже бульварный роман, и его он ни в коей мере не касается. Но было и другое, более важное обстоятельство, именно оно все убыстряло его шаги. Ему все отчетливее начинало казаться, что так старательно сохраняемое им до сих пор равнодушие ему уже не обрести вновь, душевная сила его постепенно ослабевает, и все его существо распадается на части…
Тут барон вспомнил о лежавшей во внутреннем кармане сложенной вчетверо бумаге. И взору его вдруг предстали прогуливающиеся под руку чобадские девушки: они поглядывают на него и не здороваются. Нотариус, молодой крестьянский парень, которому он так ничего определенного и не ответил. Недвусмысленно ухмылявшийся кучер Карикаш. Чобадские крестьяне, собравшиеся в его саду и хохочущие над ним!.. И эта многодетная семья тут…
Обессиленный, он опустился в кресло и вытер платком лоб. Блеклые лучи предвечернего солнца тускло освещали улицу Надор. По противоположной стороне шел газетчик и во все горло кричал: «Сабадшаг»! «Свежий номер «Сабадшаг»!
Барон сконцентрировал внимание на этом крике, старался осмыслить, проанализировать его… Амелия вместе с ним ненавидела и презирала чернь и тем не менее вольно или невольно взяла на вооружение ее методы и лозунги. Ими даже воздух заражен, и толпа дышит им и впитывает в себя. Пример этому — хотя бы вчерашняя сцена в Чобаде или этот рабочий, Винце Палфи, с его мировоззрением. В условиях старого строя столь стремительное нравственное падение Амелии было бы невозможным. Прежний строй точно определял каждому его место, и у Амелии не хватило бы духу добровольно отказаться от привилегированного положения. Но если бы даже и хватило, она не увлекла бы за собой своего мужа, потому что старый строй подхватил бы и удержал за руку падающего барона Вайтаи, поставил бы его на ноги. При старом строе у него было положение и вес в обществе, а теперь он незаметная частица общей массы. Нет, он не желает больше дышать отравленным воздухом, и на этом, пожалуй, пора ставить точку… Револьвер он нашел среди свернутых чулок жены.