На втором этаже Гоша сделал вынужденную остановку и плюхнулся на лестницу, потому что ни ноги, ни спина не были готовы к подобным подвигам. В усмерть пьяный Борька прижался к нему, что-то жалобно всхлипывая про то, что тот тёплый, и пытался спрятать околевшие руки в чужом кармане или рукаве.
– Дай их сюда, дебил, – парень расстегнул пальто и позволил прижать ледяные кисти к тёплым бокам, морщась от неприятного ощущения холода.
– Это так по-пидорски, – глупо улыбнулся Боря, с трудом ворочая языком и поднимая на друга глаза. Но, стоило им наткнуться на глаза старшего, как улыбка медленно сползла с дрожащих, побелевших губ.
– Согласен, только пидорасы нажираются ночью на улице, чтоб уснуть в снегу и подохнуть, как дворовая псина, – злился парень, отвернувшись от шатена.
– Гош, я тебе противен? – голос звучал так, словно его хозяин был в шаге от того, чтобы разрыдаться.
– Борь, блять, замолчи со своими тупыми вопросами, – отмахнулся Игнат, исподтишка смотря на парня.
Борис упал лбом на ногу друга, делая сбивчивые шумные вдохи, как при панической атаке.
– Игнат, Игнатушка, Гошенька, – приговаривал он, стискивая в кулаках края свитера парня. – Не говори так. У меня никого, кроме тебя нет. Никого, блять, вообще. Ни бати нормального, ни матери, ни родни, ни девушки. Никого. Я в Бога, Гошунь, верю, а даже это всё пустое. Я для Него не существую.
– Борь, ну что ты несёшь? – Игнат прекрасно знал об определённой набожности друга, но подобные слова слышал от него впервые. – Если ты в него веришь, если ты ему молишься, значит, существуешь. К тому же ты крещёный.
– Нет, потому что я порочный ребёнок.
– Ну давай, давай, начни мне тут ещё Библию цитировать, – закатил глаза старший, не совсем понимая, о чём тот ведёт речь.
– Я не читал Библию. Я даже Отче Наш наизусть не знаю. Но я не об этом. Я ведь не батин сын, мать изменяла ему с коллегой по работе, от него и забеременела. А батя не стал прогонять, не хотел кормушки хорошей лишиться. Меня поэтому всю жизнь его родня ненавидит страшно.
– Ну и что? – Игнат гладил парня по волосам, пытаясь успокоить его тихую истерику.
– Как Он может любить человека, рождённого от такой связи?
– Я полагаю, что также, как и других прихожан. Не понимаю, откуда ты черпаешь подобные ограничения. Сколько живу, никогда в жизни о подобном не слышал. Ладно, вставай, пойдём в квартиру, – он поднялся и потянул парня за руки вверх, чтоб тот встал на ноги.
– Но геев-то он точно не признаёт! – Боря вцепился одной рукой в перила, второй кое-как опираясь о плечо друга, позволяя волочить себя дальше вверх по лестнице.
– А разве он не завещал всех любить? – пыхтя, уточнил Гоша, про себя славя всех богов, что его квартира была только на третьем этаже, а не на пятом.
– Но не так же…
– Ты мне это всё говоришь к тому, что тебя якобы даже Бог не любит? – порядком запыхавшись, выдавил из себя парень, отпуская Борю только на лестничной клетке и проследив, что он достаточно надёжно привалился к стене и не навернётся с лестницы. Тот кивнул в ответ, дожидаясь, пока друг найдёт ключи и откроет дверь.
– Заходи давай, дурак, раздевайся, будем тебя в чувства приводить горячей водой. Бог его, блять, не любит, ага. Да он испокон веку Россию не любит, мне кажется. И ничего, живём как-то.
– Он не повинен за Зло мирское, – Боря, шатаясь, прошёл в квартиру и сейчас пытался расстегнуть куртку, хотя даже не мог сфокусировать на руках взгляд и просто дёргал «собачку» молнии.
– Иди сюда, помогу, теолог хренов. Ты где этих фразочек понабрался, а?
– А у нас в том году философия была полгода. Вроде вводного курса, для этого… общеобразовательного… общего..
– Общего развития, – вздохнул Игнат, повернув парня к себе.
– Вот точно, да, для него.
– Лучше бы путному чему вас учили, а не ерунде всякой, – парень убрал руки друга от молнии и, выдернув попавшую ткань, спокойно расстегнул куртку.
– Не говори так, Гош, – шатен поднял на него глаза, давая расстегнуть куртку. – Ты же знаешь, что для меня это важно.
Игнат вздохнул, выпрямляясь и пытаясь стянуть одежду за ворот.
– Извини, я понимаю. Просто не о том ты думаешь, Боренька, не о том.
Шатен продолжал стоять, не шевелясь, поэтому Гоше пришлось встать вплотную, чтобы спустить куртку ниже.
– Если ты повернёшься спиной, мне будет удоб… – но договорить он не успел, потому что Борис, всё это время неотрывно смотрящий ему в лицо, резко подался вперёд, с силой вжимая друга в дверь, и впился ему в губы напористым, но не особо умелым поцелуем. Куртка сползла до локтей и мешалась, но Боре явно было плевать. Он вцепился в воротник чужого свитера, чтобы Игнат не вывернулся, и продолжал упёрто целовать.