«Он нарочно не отвечает, - злился солдат. - Подослал в отместку эту мегеру - а сам не нарадуется. А вообще, поди узнай, в командировке этот трус или в запое. И почему у нас с ним всё не как у людей?».
Гарри чертыхнулся, нажал на «сброс» и поспешил к дому.
Дрожащими от нетерпения руками он поставил коробку с шахматами на тумбу в своей комнате и вернулся в прихожую.
Циферблат его надёжных «Дельта-Форс» показывал без пяти одиннадцать.
Когда колёса инвалидной коляски упёрлись в ступени, ведущие на мансарду, он вскинул голову и прислушался.
Шорохи, Гарри со всех сторон окутали шорохи, неразличимый шёпот и тонкий женский смех.
- Немедленно спуститесь, - его голос грозным эхом срезонировал в стенах, - или я вызываю полицию.
Нет, Гарри не собирался тревожить стражей порядка из-за такой ерунды - уж с кем с кем, а с взбалмошной барышней он и сам справится. Но словесная угроза возымела эффект: стоило ему упомянуть копов, как непонятная возня в углах прекратилась.
- Я жду, мисс Филлз!
Прикрыв дверь на улицу, Гарри затихарился.
Не знает проклятая соседка, сколько раз ему по долгу службы доводилось выкуривать непокорного врага. И пускай тогда у него имелась высокоточная снайперская винтовка и пара ног в рабочем состоянии, терпения ему по-прежнему было не занимать.
Сцепив руки замком, Гарри задумался над планом перехвата. На этот раз он её подловит, устроит допрос с пристрастием и получит ответы на все интересующие вопросы.
Но не прошло и часа, как горе-часового разморило - Гарри и не заметил, как задремал.
Видения его были яркими, интенсивными.
Вот в теле ощущается забытая лёгкость - он может ходить, движется быстро и легко!
Гарри сворачивает с дороги к родному дому. Проскальзывает вдоль вытянутого фасада, проводит пальцами по шероховатой обшивке и бросает беглый взгляд на окна.
Одичавшая лужайка послушно приминается под подошвами его любимых кроссовок. Мелодично поскрипывают доски веранды. Тяжёлая парадная дверь распахнута настежь.
Прихожая окутывает Гарри древесной прохладой.
Здесь всё как всегда: слева - дверь в его апартаменты, за ней - крутая лестница на мансарду. Там, наверху, косой луч света тянется из слухового окошка к порогу родительских покоев.
Гарри взмывает по ступеням и едва не задевает головой нижний край покатого потолка - когда он поднимался сюда в последний раз, роста в нём было куда меньше нынешних шести футов.
Заветная комната незаперта. Оттуда сильнее веет сосной и терпкими травами.
Букет из мелких цветов пестреет в пузатой керамической вазочке на мамином комоде и выглядит пышнее, отражаясь в висящем рядом зеркале.
Гарри проходит внутрь и вдыхает полной грудью. Деревянный настил мурлычет в такт его шагам, будто задремавший старый кот.
В обстановке здесь едва ли что-то изменилось, разве что полки на стенах и отцовское кресло у двери отсутствуют. Но комната видится солдату непривычно просторной и как никогда светлой.
Мгновение спустя он оказывается у окна и, прищурившись, осматривает залитый солнцем двор. Кровлю веранды, устланную чешуйчатым рубероидом, плоскую смоляную крышу мастерской, дорожку от неё до дома и проплешину на газоне у обочины. Лёгкий ветерок посвистывает в обшарпанной раме.
Гарри жадно приникает лбом к стеклу, как если бы отвоёванные у пространства дюймы позволили ему запечатлеть картинку чётче и полнее. Картинку, в которой нет и намёка на трагедию.
И тут плотный чёрный сгусток рассекает воздух перед самым его носом. Слышится истошный вопль, похожий на человеческий: птица, напоминающая ворону, пулей проносится мимо.
А солдату чудится, что она выкрикивает его имя:
- Гар-р-ри!
Он пятится.
В оконном проёме мелькают острые тени - теперь не одна пернатая налётчица, а несколько бьются в стекло, намереваясь разнести его вдребезги:
- Гар-р-ри, Гар-р-ри!..
Их карканье оглушает, перерождаясь то ли в плач, то ли в лай.
Гарри отворачивается, зажимает уши ладонями - всё это не к добру. Нужно поскорее выбираться отсюда.
Но путь ему преграждает комод. Большое, сродни вездесущему оку, зеркало, что парит над столешницей, мрачнеет. Едкий дым затягивает блестящую поверхность изнутри - клубится грозовой тучей, вырисовывает странные образы, живые узоры.
- Гарри, - кто-то шепчет сквозь кипящую пелену.
Солдат прикрывает веки, хочет расслышать голос, кажущийся знакомым.
А шёпот становится отчётливее, проникает в каждую клеточку его мозга:
- Гарри!
Он решается распахнуть глаза.
Сизый смог улетучивается. Но зеркало, обретшее свой первозданный лоск, отражает совсем не то, что Гарри ожидал увидеть: со ртутной глади на него в упор смотрит женщина!
- Мистер Максвелл, - нахально улыбается она и протягивает к нему руки, - вы получили моё письмо?
Гарри уворачивается, теряет равновесие и падает навзничь.
Потолок над ним вспыхивает и тускнеет. Лишь яркие мерцающие точки кружатся во мраке, повинуясь неведомой стихии. А дама в зеркале заливается злым раскатистым смехом.
«Что это? Что, чёрт побери, происходит?!» - пытается сообразить Гарри.
Холодный цепкий взгляд, прядь тёмных волос, хитрая ухмылка - вот всё, что он успел уловить в безумном отражении. Кого эта женщина напоминает ему?
К горлу поднимается тошнота, шум в ушах нарастает. Свод мансарды окрашивается в чернильно-чёрный и превращается в ночное небо, усеянное звёздами, а сосновый пол родительской комнаты рассыпается песчаной дюной у Гарри под лопатками.
Хохот, сотрясающий стены, оборачивается настырной автоматной очередью, вдали слышатся крики и рокот вертолёта.
Гарри пробует встать. Но ноги, проклятые ноги не слушаются!
«Нет, нет... Не в этот раз!».
Спину ему пронзает дикая боль, словно кто-то вонзил в неё огромный коготь. Где-то рядом разрывается снаряд.
Гарри снова распластан по земле. Рыжая пыль сыпется ему на лицо - колет кожу, набивается в рот.
Сквозь душную взвесь Гарри различает приближающуюся фигуру командира Стоуна. Тот срывает с себя запотевшую защитную маску, хватает обмякшего снайпера за грудки, и впивается в него обезумевшими глазами:
- Что это было, Максвелл?! Что ты видел?..
Глава III
Очнулся Гарри от ломоты в челюсти. Во рту у него пересохло, а верхнее нёбо отекло и саднило - не иначе, пережитое во сне заставило его с нечеловеческой силой стиснуть зубы.
Его подкосило так, будто он не спал уже несколько суток, но по пробуждении он всё равно чувствовал себя разбитым. Вероятно, это эффект противомигренного препарата, что с некоторых пор он вынужден глотать в удвоенных количествах, решил Гарри.
Он нащупал в темноте выключатель и зажёг свет в прихожей.
Направляясь к себе, чтобы выпить воды и чем-то подкрепиться, он развернул кресло и тут же замер как вкопанный.
Дверь в его покои была распахнута, но признаки взлома отсутствовали. На пороге лежала пустая шахматная доска - словно чайка, пригвождённая штормом к берегу, она раскинула створки-крылья в надежде защититься от неминуемого удара. А на лестнице, ведущей на мансарду, валялись выточенные Гарри шахматные фигурки. Пешки, ферзи, кони - все на боку, как после рокового сражения!