Выбрать главу

Но выбирается Гарри не на шоссе, а на узенькую прогалину. В недоумении он останавливается, чтобы отдышаться.

- Дэ-э-йл, ма-а-ам? - умоляюще взывает он.

Голова у него кружится, грудь пронизывает болезненный спазм. Гарри озирается, не в состоянии понять, откуда пришёл и куда направляется - кукурузные побеги жмутся друг к другу по обеим сторонам тропинки, убегающей в бесконечность.

Неужели он так далеко от дороги? Неужели он потерял маму и брата? А что, если Лютый снова появится?

Ветер затихает, и на поле делается жарко и душно, но Гарри пробивает дрожь. Крупные слёзы градом катятся ему на рубашку. Он опускается на траву и, готовый завыть в голос, вдруг улавливает знакомый аромат лаванды.

Всхлипывая, Гарри задирает подбородок и жадно втягивает воздух носом:

- Мам?

И тут он видит, как она, невероятно высокая - выше гигантской кукурузы - склоняется над ним, таким крошечным, потерянным, испуганным. Её глаза, серые с рыжинкой, всё ближе и ближе. Они успокаивают Гарри, завораживают, словно глубины лесных озёр.

Он всматривается в лицо матери до тех пор, пока не замечает, что золотой отблеск её глаз подёргивается, искрится. В них отражается пламя, самое настоящее пламя!

Стоило Гарри осознать это, как спину ему обдало жаром. И вот уже слышится треск стеблей, пожираемых огнём. Гарри охватывает паника, по щекам его бегут солёные ручьи. Но мама протягивает руку и гладит его по волосам.

Её взор неподвижен, губы застыли в полуулыбке:

- Ш-ш-ш. Не надо, не плачь. Не плачь, Бекка.

1 Дэвид Копперфильд (род. 1956 г. наст. имя Дэвид Сет Коткин) - американский иллюзионист и гипнотизёр, исполнитель таких масштабных трюков, как исчезновение самолёта и Статуи Свободы, перелёт через Большой Каньон, прохождение сквозь Великую Китайскую стену, побег из легендарной тюрьмы Алькатрас, путешествие в Бермудский треугольник и многих других.

2 Рабочий кабинет президента США в Белом доме.

3 Алопеция (от др.-греч. ἀλωπεκία через лат. alopecia) - облысение, плешивость. Патологическое выпадение волос, приводящее к их частичному или полному исчезновению в определённых областях головы или туловища.

Глава IV

Вздрогнув, Гарри проснулся. Солнечный луч резанул ему по глазам.

«Бекка? Она сказала “Бекка”?!».

Сначала Гарри подумал, что продолжает спать и видеть сон - в горле у него всё ещё чувствовалась удушающая горечь палёной травы. Однако с первым глубоким вдохом в нос ему ударил не менее тошнотворный букет из запахов выдержанной плесени и свежей краски.

Оторвав голову от подушки, Гарри потёр лоб и огляделся. Нынешняя обстановка никак не вязалась с той, в которой он отправился на боковую.

Вместо потолка родной спальни над ним нависал накренённый сосновый скат. Локти его не упирались в привычный ортопедический матрас, а неумолимо тонули в старомодной перине. Слева у стены, где Гарри обычно располагал инвалидное кресло, высился отреставрированный комод, на котором поблёскивала пузатая вазочка с донником и ясноткой. Зеркало над подновлённой столешницей было залито светом, что проникал в комнату сквозь одинокое окно - проклятое окно проклятой мансарды!

Гарри дёрнулся и резко сел, дыхание у него перехватило. Он заслонил лицо ладонями, веря, что странное наваждение вот-вот развеется. Но вновь открывшаяся его взору картина стала лишь чётче и ярче.

- Господи, что всё это значит?!

По телу Гарри прокатилась дрожь - клетчатая рубаха, в которой он уснул, лежала рядом. Он встряхнул её и принялся натягивать на озябшие плечи. Растерянно озираясь, он не сразу заметил, что у кровати его дожидались не любимые кроссовки, а элегантные дамские босоножки.

Волнение захлестнуло Гарри штормовой волной.

- Дейл! Это твоих рук дело? Я доберусь до тебя, сукин ты сын, слышишь?..

Готовый уличить обидчика, солдат обшарил взглядом комнату.

Но из каждого угла под скошенными сводами разило забвением. Мелкая пыль кружилась в воздухе и в мягком утреннем свечении казалась единственной обитательницей этих покоев. В распахнутой настежь двери зияла рваная дыра, на полу валялись куски фанеры и листы бумаги. Пара низких кресел в дальнем углу была затянута полотняными чехлами. Рейки некогда белоснежных створок встроенного шкафа пожелтели и съехали набок, обнажив его пустующее нутро. За отсутствием полок на стенах остались грязные отметины.

На месте отцовского кресла пестрел неначатый пакет собачьего корма - с портретом грозной овчарки. Той самой овчарки, что привиделась Гарри во сне!

Насторожившись, он заёрзал по растрёпанной кровати и только теперь обнаружил, что из складок выцветшего белья торчит рукав тонкой женской блузки. Гарри простонал и дёрнул за край покрывало, желая похоронить под ним неприятную находку, как вдруг из простыней на пол с глухим звоном приземлился потемневший от времени короткий ключ.

То не был старый ключ от родительской спальни, от уличной двери или от его комнаты. Не смахивал он и на ключ от мастерской или от поржавевшего за ненадобностью почтового ящика. Гарри был готов поклясться, что этот ключик состоял на службе у сменённого втихаря замка, который его помощник не удосужился отпереть накануне.

- Чез?! Что за шутки? - взревел солдат. - Ты совсем спятил, паршивец?

Отозвавшийся ветер уныло просвистел в раме.

Гарри силился понять, как он оказался наверху и к чему весь этот маскарад.

Его оглушили, усыпили? Но кто, Дейл? Сам он не переступил бы порог этого дома, даже если бы умирал от жажды. А долговязый Спраут разве бы смог собственноручно втянуть его сюда?

Но что, если именно Чез является пособником таинственной арендаторши? Или оба они - сообщники Дейла? И что эти мошенники задумали?

Гарри затрясло, голова у него свирепо заныла. Запустив пальцы в волосы, он дернул за них с таким неистовством, как если бы попытался одним рывком открыть крышку погреба, в котором беснуются крысы.

Но ожидаемого болевого жжения на макушке Гарри не почувствовал - в руке у него остался тёмный женский парик. Шелковистые пряди странного аксессуара рассыпались по огрубевшей солдатской коже.

- Мисс Филлз! Бек.. Бекка!.. - задыхаясь, выкрикнул Гарри.

В горле у него пересохло, словно кто-то насыпал туда золы.

Озноб пробивал Гарри насквозь, волна за волной накатывала мигрень. Скользя по нервным струнам, боль с висков переползала ему на скулы, пульсировала в челюсти.

Непослушные мысли играли с Гарри в прятки - мелькали и снова исчезали, уступая место острым спазмам.

Он уже едва различал окружающие предметы. Внутри, снаружи, вокруг него была лишь боль - грозная, гнетущая.

В отчаянии Гарри сжал кулаки и выдохнул последнее, что удерживало его сознание:

- Где ты?..

Собственный голос показался ему чужим. Где-то рядом завыла собака.

Гарри наклонился вперёд, чтобы отдышаться, но силы покинули его. Как тряпичная кукла, отброшенная кукловодом, он обмяк и отключился.

Завалившись на бок, он упал с кровати и ударился лбом о шероховатый пол. Боль снова исправно выстрелила в виски, как в полюбившуюся мишень, и заставила его очнуться. Кровь с рассечённой губы брызнула на доски.