Это было три часа назад.
До того, как умру, мне хотелось бы…
Не познать самого большого позора за всю мою жизнь, сдав… белую страницу?
Смотрю в свою тетрадь, повторяю первые, вчерашние наставления:
Упражнение № 1. Вы бросаете в океан бутылку.
Пишите, пишите всё, без стыда, без страха, без оглядки, пишите так, будто никто никогда не прочтет ваш роман, будто вы готовы бросить все это в воду.
Ну поехали, пишу. Моя бутылка в океане, роман Клеманс Новель. Глава первая. Упражнение № 2.
Ну и ладно, пишу как пишется, не выстраивая слова.
До того, как умру, мне хотелось бы…
Остаться здесь навсегда, вот что! На всю жизнь! Не улетать, не возвращаться в Париж.
Я снова отвлекаюсь, вспоминаю перелет Париж — Таити, двадцать два часа, пересадка в Папеэте, и еще четыре часа лететь до Маркизских островов, не отлипая от иллюминатора, чтобы ничего не упустить, наглядеться на атоллы и на лазурь ярче тех чернил, какими я подростком записывала свои стишки.
Вижу, как мы приближаемся к Хива-Оа, изумрудной горе, которая вынырнула из ниоткуда и, по мере того как приближался к ней маленький «боинг» компании Air Tahiti Nui, казалась все более дикой и неисследованной. Весь остров зарос лесами, кроме нескольких окруженных пальмами пляжей — будто оазисы наоборот.
Слышу звук, с которым шасси касаются бетонной полосы крохотного аэродрома имени Жака Бреля, вдыхаю аромат ожерелий-талисманов из цветов или красных зерен, что дарят пухленькие островитянки, едва ты сойдешь по трапу.
А потом вспоминаю первое свое огорчение — связи нет. Первое из длинного ряда разочарований: нет витрин — нечего разглядывать, нет баров — негде выпить, нет светофоров — не злит красный свет. Прежде чем смириться, я раз двадцать вытаскивала айфон в разных концах острова: нет, нигде не ловит! Не обменяться эсэмэсками, не отправить селфи, никаких новостей, ни семьи, ни подруг, никто не будет доставать.
Вот, точно! Хочу остаться здесь до самой смерти! В двадцать девять с половиной лет у меня нет ни постоянного друга, ни постоянной работы — так что меня держит в Париже?
Вот, точно! Застрять на Хива-Оа до конца своих дней. Гоген продержался тут пятнадцать месяцев, Брель — двадцать семь, я могу побить рекорд. Легко!
И пусть меня похоронят здесь, на кладбище в Атуоне, где-нибудь между Полем и Жаком. У маленького кладбища есть свой художник и свой музыкант, осталось только собственным писателем обзавестись! Если уж на то пошло, женщина даже лучше, хоть какое-то равноправие.
Откладываю ручку. Перечитываю. В конце концов, может, не так уж и плохо получилось.
Сверху, от пансиона, к пляжу несется долгий трубный звук, напоминающий затонувшую пожарную сирену, — Танаэ дует в свою раковину. Первый сигнал.
Пора обедать.
В «Опасном солнце» с этим не шутят. Когда раковина позовет во второй раз, все должны собраться на террасе. В меню тартар из тунца, цыпленок с листьями фафа — полинезийского шпината, банановый десерт поэ, еще с десяток блюд… и наши сочинения!
Петух испугался и улетел. Какая-то островитянка припарковала у мола свой пикап — приехала за малолетними серфингистками. Дежурные в Культурном центре Бреля выключили музыку и ушли обедать.
Не могу заставить себя выбраться из постели. Как школьница, не успевшая доделать уроки, я стараюсь урвать еще несколько секунд, чтобы хоть орфографические ошибки исправить.
Хотела бы я знать, Титина, Элоиза, Фарейн и Мари-Амбр тоже так дергаются? Они так же серьезно относятся к этой литературной мастерской на краю света под руководством одного из самых читаемых писателей-франкофонов? И они всерьез хотели бы до того, как умрут, стать…
— Клем! Обедать!
Я и не слышала, как Танаэ протрубила во второй раз. Это Майма пришла за мной.
Майма — дочка Мари-Амбр, одной из пяти учениц. А еще Майма — это маленькая босоногая принцесса с золотистой кожей и длинными прядями, похожими на крученые лакричные конфеты. Мой личный гид. Мой корректор и моя сообщница. В жизни не встречала такой бойкой хитрющей девчонки.
Когда-нибудь я ее удочерю, здесь все так делают.
Дневник Маймы
Мелкие мании и великие маны
Мы с Клем поднимались по крутой тропинке. Я восхищалась ее воинственным видом, а ей, кажется, понравился мой дикарский стиль. Я старалась ступать босыми ногами в следы, которые оставляли в пересохшей земле ее грубые ботинки. Смотрела на бухту Предателей, потом на Атуону, зажатую между горами и океаном, — сверху ее душат растения, снизу обгладывают волны Тихого океана. Вниз, от «Опасного солнца» до пляжа, можно добежать за пять минут, зато на то, чтобы подняться, уйдет не меньше пятнадцати. Но я не жалуюсь, из десятка пансионов, какие есть на острове Хива-Оа, наш к деревне ближе всего.