Мы не ждали, что зоопланктон окажется вкусным, поэтому и не очень разочарованы. Придется терпеть до встречи с кубинской кухней. Район, в котором мы сейчас находимся, очень насыщен планктоном, поэтому ловить его будем только крупными сетями. Мы дали им название “гастрономические”, а всем прочим — “студенческие”. Питаться мы теперь будем почти исключительно планктоном. Это значит, что станем быстро худеть. Зато мы все делаем по программе. Начиная с сегодняшнего дня ловля планктона наша основная работа.
Мы будем заниматься ею во все дни, кроме тех, когда будет штормить, или, наоборот, установится полный штиль. Тогда для нас не будет даже планктонных пиршеств.
Я все еще думаю о том, что же заставило меня сесть в эту лодку, не защищенную от волн и солнца, чтобы в ней голодать, недосыпать, рваться к далекому берегу?..
Здесь, среди мерно вздымающихся волн, лучше чувствуешь, что являешься частицей вечного движения природы, воображаешь, что время остановилось и ты распоряжаешься им, как захочешь.
На берегу остались тысячи “зачем?”.
“Зачем вы плывете? Зачем рискуете? У вас все благополучно в жизни: хорошая работа, ребенок…” — говорят здравомыслящие люди, искренне стараясь понять наш порыв.
Да — зачем?
Чтобы человек добровольно отправился в открытый океан, ему надо чего-то лишиться или потерпеть жизненное крушение? Нет, не думаю. Даже наоборот: если он обладает силой, энергией и упорством бороться с океаном, ему всегда будет где применить их на суше. В море не отправляются неудачники.
Человек редко бывает жертвой только внешних обстоятельств, как жалуются некоторые “невезучие” люди. Обычно он жертва своих собственных качеств, и менять обстоятельства в случае крушения ему совсем не обязательно.
У нас с Дончо интересные профессии. Я музыкант, работаю в кино. Трудно придумать работу, которая могла бы понравиться больше. Какое увлекательное занятие соединять изображение со звуком, давая образу новое измерение, насыщая картину звуковой пластикой, ритмами и эмоциональностью музыки.
А Дончо? Он-то определенно на своем месте. Оп занимается организацией производства. По нашим временам это лучший вид деятельности, который может поглотить большую часть его невероятной энергии.
“Откуда у вас время готовиться к плаванию?” — спрашивали нас. Трудно сказать — откуда. Человек сам себе создает время. Мы выкраивали его из часов отдыха, сна…
Короче говоря, Дончо подготовил экспедицию за шесть месяцев — срок настолько краткий, что потребовал бы хлопот и беготни нескольких человек. Вся организация является его заслугой. Моя помощь была совсем незначительной, моральной по преимуществу. За это время я родила Яну.
А Дончо ходил на работу, писал диссертацию и книгу, посещал софийские и варненские учреждения. Увещевал и пытался заинтересовать самых разных людей.
Когда родилась Яна, Дончо взял отпуск, “послеродовой”, как смеялись его коллеги. Взял отпуск, чтобы помогать мне: стирал пеленки, ходил по магазинам, готовил.
Я не думаю, что бывают люди с малым запасом энергии или менее требовательные к себе. Любой человек, если он принимает какое-то серьезное решение, сразу обнаруживает в себе резерв нерастраченных сил.
Мы с Дончо ничем не отличаемся от других людей. Просто мы сконцентрировали всю свою энергию на задуманном предприятии. Такая концентрация сил оказывается возможной только при ясном знании своей цели и точном понимании путей к ее практическому достижению.
Наша экспедиция только попытка доказать себе и другим, что человеческие ресурсы еще не исчерпаны.
Разумеется, в наш век мало показать: вот, смотрите, я умею то и это! Вопрос в другом: принесешь ли ты этим кому-нибудь пользу? Если ты добьешься хотя бы частичного результата, окажешь этим помощь кому-либо пли вдохнешь в него своим примером смелость, тогда считай, что ты достиг цели.
Все силы отдаем уборке. Прикладываю к ней свои знания научного работника, профессиональные навыки и даже терминологию. На деле показываю Юлии, что такое “оптимальная зона”, “эргономика”, “прямой доступ”, “функциональные рабочие условия”… Чувствую себя как на производственном совещании.
Я записал все помехи и недочеты, которые выявились во время шторма. Хорошо, что не растерялся в той суматохе. Теперь приборы и вещи окончательно займут свои места, не принося нам хлопот, и жизнь пойдет по-человечески.
В десятый раз измеряю расстояние между рабочей площадкой у румпеля и самыми необходимыми предметами. Юлия уверяет, что, сколько бы я ни размахивал рулеткой, плотника из меня не выйдет. Пусть ехидничает, но раньше, чтобы достать еду, приходилось подолгу рыться в мешках. В шторм мы вообще не могли ее найти. Теперь же у нас есть сундучок, сбитый мною. Мы назвали его “оборотным” и заправляем провизией каждые пять дней. Другой сундучок “ежедневный” и находится в зоне вахтенного. В нем разместились инструкции по навигации, фонарь, карты, циркуль, бутылка с водой, спички, сигареты и т. д. Его место у левого борта, где он стоит, завернутый в стаксель. В хорошую погоду мы держим его открытым.
Наша жизнь налаживается, и я доволен, что мы потрудились не зря. Обычно беспорядок в доме не смущает меня, иногда даже необходим, успокаивает. Но здесь случай особый, и я больше не терплю хаоса. Наводим порядок точный и скрупулезный, как в лаборатории. Мы не знаем, что нас ждет завтра, поэтому готовы ко всему. Достаточно намучились во время шторма, чтобы не повторять свои ошибки. Погода способствует уборке на судне. Даже прохладно, как мы того хотели.
Вчера после вахты занялись тем, что стали развлекать друг друга разнообразными историями — реальными или вымышленными. Я вспомнил, что захватил с собой дневники моих экспедиций “Планктон” и “Планктон II”. и пускаю в оборот истории оттуда. Воскрешаю времена, когда, плавая в маленькой рыбацкой лодке по Черному морю, я четырнадцать дней питался зоопланктоном. Выбираю “героические” отрывки и читаю их с подчеркнутой скромностью человека, повидавшего все на своем веку.
Поднимается шторм. Снова нас заливает. Снова приходится вычерпывать воду, но на этот раз океан ленив, и мы не переутомляемся. Наши действия размеренны и неторопливы. Волна захлестывает нечасто, и, если это случается во время вахты Юлии, я поднимаюсь с постели, добросовестно тружусь около получаса, потом снова ложусь и засыпаю. У меня здоровый сон, и я не страдаю оттого, что ложусь, не раздеваясь, во всей “амуниции”. Об удобствах приходится забыть. В шторм не ляжешь раздетым на мокрое ложе… Если волна перемахивает через борт в мое дежурство, я терзаюсь из-за совершенной ошибки — неправильно выбранного положения лодки, и неохотно, но поднимаю сонную Юлию. Она берет в свои руки управление, а я ведро…
С нетерпением жду рассвета. Мне очень хочется, чтобы, проснувшись, Юлия рассказала одну из своих историй. Вспоминая ее подтрунивания над моими рассказами, решаюсь быть желчным и недоверчивым. Наступили долгожданные четыре часа утра, но вдруг все отодвинулось перед перспективой крепкого сна.
— Расскажешь мне свою историю, когда буду бриться, — пробормотал я, засыпая.
Утром Юлия показала мне исписанные листки бумаги и улыбнулась:
— Сочинила на вахте. Это было трудно, приходилось следить за волнами, и я боялась, что, если зальет, ты стал бы потом разъяснять мне причины моей лени и неумения держать вахту.
У нас хороший ход и легкая жизнь. Довольно пасмурно, поэтому мы не видим островов, мимо которых плывем. Сейчас должен появиться Тенерифе. Увидим ли мы его? А ведь в хорошую погоду снежные вершины острова видны с африканского берега.