В предыдущее плавание я не сделала никаких успехов в своей новой роли радиста. Мы плыли, имея на борту аварийно-спасательную радиостанцию. Она автоматически включается на сигнал “SOS”, но ее ручной генератор требует для запуска усилий десятка дюжих молодцов, так что воспользоваться радиостанцией так и не пришлось. Самое большое мое достижение в Черном море — это попытка запустить антенну типа “бумажный змей”. Он поднялся, сделал несколько плавных виражей, замер на мгновение, потом порыв ветра подхватил его, проволока лопнула, и змей исчез с наших глаз.
Сейчас мы снабжены такой же аварийно-спасательной станцией с ручным генератором.
Привод генератора может вращаться равномерно всего несколько минут. Когда обороты уменьшаются, сигнал почти исчезает. Я работаю на длинной волне 500 килогерц и на некоторых коротких. Я могу выходить в эфир сразу же после “SP” (минуты молчания). Передаю обращение ко всем судам, которые запеленгуют меня, оповестить Варну, что у нас все в порядке. У нас свои позывные, так что сообщение получается максимально сжатым. Наша антенна имеет высоту около пяти метров. Этого достаточно для того, чтобы мой сигнал приняло судно, проходящее вблизи. Помню, как на судне “В. Априлов” мы подключили нашу станцию к корабельной антенне и смогли связаться с Гибралтаром на приличном расстоянии, 30 миль.
А здесь? Сомневаюсь, что нас услышат. Едва ли в окрестном океане есть корабль ближе чем за пятьсот миль.
Одной рукой Дончо держится за румпель, генератор зажал между йог, а другой рукой вращает ручку генератора. Обливается потом. Мы не стали бы этим заниматься под палящим солнцем, но я помню о том, сколько людей тревожится за нас.
Сегодня мои двадцать девятый день рождения. Дончо едва дождался его и разбудил меня в четыре часа. В руке у него бутылка шампанского. Как старательно он ее прятал! Я нарядилась в длинный белый халат и появилась из рубки словно привидение.
Море сегодня серо-голубого цвета. В небе медленно плывут небольшие облака. Вокруг царит покой. Каждой клеткой организма я ощущаю все, что меня окружает: море, ветер, облака и последние угасающие звезды. Пребывание между морем и небом сглаживает некоторые прежние резкие чувства. Даже не такой острой стала боль за Яну.
Может быть, действует инстинкт самосохранения? Не знаю.
Морская вода действует на все. Стальные предметы заржавели еще на первой неделе плавания. Правда, это не угрожает их прочности, ибо ржавеет только поверхность. Но пружины всех карабинов и автоматических карандашей пострадали сильнее. Не страшная потеря — у нас есть еще десять деревянных карандашей, а карабины я заменил шегелями. На металлических банках, па которые время от времени попадает соленая вода, появились ржавые пятна. Орехи пока в прекрасном состоянии. Сухари тоже — мы держим их в бумажных пакетах на дне нейлонового мешка. Маслины не портятся в рассоле. Но вот вода…
К нашему изумлению, крышки всех банок с питьевой водой вздулись. Мы открыли одну из них. Дурно пахнущая вода брызнула, как под давлением. Не можем найти объяснения этому, но ясно понимаем затруднительность своего положения. Без еды, но с планктоном, мы продержимся долго, а без воды наших сил хватит лишь на несколько дней.
Можно попробовать пить испорченную воду, но не отравимся ли мы? Только этого нам и не хватает. Будем пить только кипяченую воду. Воду в баке с серебряными монетами, предохраняющими ее от порчи, пока трогать не станем, пусть остается в резерве. Дождь? Увы, в этом районе па него рассчитывать не приходится.
Мы в чем-то допустили ошибку, стерилизуя воду. Надо обязательно сохранить до конца плавания несколько банок, чтобы в Софии провести соответствующие анализы. В будущем нас ожидают еще две экспедиции по программе “Планктон”. Они будут проходить в еще более тяжелых условиях, поэтому такие просчеты с водой впредь недопустимы.
Во время штормов выявились некоторые недостатки нашего снаряжения. В плавание по Тихому океану мы возьмем костюмы без “молний” и шерстяных манжет. “Молнии” быстро выходят из строя, а манжеты всегда мокрые. Хорошо еще, что Юлия догадалась пришить к курткам пуговицы.
Тропический шлем незаменим в этом путешествии. Мы сделали, кроме того, дюжину шапочек из белых полотенец, но от них мало проку — сильный ветер сразу сбрасывает их с головы. Мы уже потеряли таким образом две шапочки. Наши самоделки ни в чем не могут сравниться со шлемами. Они годятся только для того, чтобы фотографироваться в них под солнцем тропиков. Зная, что в такой шапочке выглядишь морским волком, я всегда, как только Юлия берет в руки фотоаппарат, напяливаю самую мягкую и напускаю на себя бравый вид. Позирование утомляет меня не меньше, чем ночная вахта, по я не могу отказать Юлии в удовольствии пощелкать камерой.
Море по-прежнему благоволит к нам. Ход отличный. Хорошо, если такая погода установится надолго.
Глава VI ВОЛНЫ, ПАРУСА
Опять спокойный день, располагающий к размышлению. Мысленно возвращаюсь назад и обдумываю все, что происходило до сих пор с нами в пути. Отъезд, шторм в Средиземном море, Гибралтар, буря на пути в Лас-Пальмас… Странно, каким бесцветным мне представляется сейчас Лас-Пальмас, а ведь там мы чувствовали себя счастливыми.
Что же осталось на душе от прошедших дней плавания?
Радостное чувство преодоленной усталости, удовлетворение от слаженной и четкой работы на судне. Пока мы выполняли все намеченное программой. Это далось нелегко.
Выдержав все. Юлия не утратила своей веселости, собранности и спокойствия. Думаю, что лучшего спутника мне не сыскать. К тому же Юлия идеальный рулевой. Она всегда точно держит курс и хорошо маневрирует парусами.
Сегодня заканчивается четвертая неделя плавания.
Я так вошел в ритм, что никакие лишения мне особенно не докучают. Голод и солнце я переношу, как бедуин в пустыне. Труднее избавиться от морской болезни. Не далее, как два или три дня назад, у меня были приступы слабости, головокружения. Это плохо. Надо научиться преодолевать подобные недомогания. В самые тяжелые часы, когда паруса полощутся на ветру и нас захлестывают волны, я берусь за ведро, вычерпываю воду, и морская болезнь моментально проходит.
Дни текут незаметно. Ничто не мешает лодке идти заданным курсом. Миля за милей остаются за кормой. Ветер ровный, он веселит наши сердца.
Заставляю себя не думать о суше и о нашей большеглазой улыбчивой Яне. В Софии я звал ее “Улыбашкой”…
Слышу по радио об увольнении в Западной Германии иностранных рабочих. Человек всегда ищет свое Эльдорадо. Да только там ли вы ищете его, бесчисленные эмигранты? Можно ли найти Эльдорадо вне родины? Нельзя.
В такую погоду у меня бездна свободного времени. И когда мне лень что-нибудь делать “по хозяйству” или читать, я извлекаю па свет свою любимую шкатулку с драгоценными вещами.
Из сентиментальности, что ли, но я никогда не выбрасываю ничего, что сохранит для меня память о дорогих мне людях или интересных местах.
Когда приблизилось время отплытия, па нас посыпались мелкие подарки, которые, по мысли их дарителей, должны будут принести нам удачу: тут были значки, эмблемы, крестики, иконки, амулеты, талисманы… Я собрала все это в одну круглую коробку и сунула ее в мешок. Теперь я могу часами просиживать над своими драгоценностями. Яна просто запищала бы от удовольствия, увидев эти сокровища. Я подарю их ей, когда мы вернемся в Софию. Только вряд ли я смогу объяснить ей назначение каждой вещицы.