1. Главная
  2. Книги
  3. Бельтрами Фьора
  4. Под пеплом тлеющие угли
  5. Страница 1
Выбрать главу

Часть первая. Беглянки. Пролог

Декабрь, 1629 год.       По­рывис­тый силь­ный ве­тер тре­пал вет­ви ве­ковых де­ревь­ев, сры­вая с них по­жух­лую лис­тву, вер­нее - что от неё ос­та­валось. Свин­цо­во-се­рые ту­чи за­вола­кива­ли яс­ное го­лубое не­бо, зас­ло­няя нег­ре­ющее зим­нее сол­нце. Сквозь лес­ную ча­щу, по­гоняя ко­ня чёр­ной мас­ти, стре­лой нёс­ся пут­ник с си­дящим впе­реди не­го ре­бён­ком, за­кутан­ный в ши­рокий чёр­ный плащ, до бо­ли в кос­тяшках паль­цев вце­пив­шись в по­водья, слов­но спа­са­ясь бегс­твом от ко­го-то или че­го-то.       Пог­ля­дев на их оде­яния, мож­но бы­ло пред­по­ложить, что всад­ни­ки при­над­ле­жат к зна­ти, нес­мотря на ис­трё­пан­ный вид их одежд. С двух сто­рон к сед­лу бы­ли при­вяза­ны сум­ки, слу­жив­шие вмес­ти­лищем для то­го нем­но­гого из лич­но­го иму­щес­тва, что у вла­дель­цев ос­та­лось...       Рез­кий ле­дяной ве­тер, про­бира­ющий до са­мых кос­тей, дул всад­ни­кам в ли­цо, зас­тавляя щу­рить­ся от ко­лючей пы­ли, ле­тящей в гла­за. Де­кабрь - пер­вый ме­сяц зи­мы, обе­ща­ющей в этом го­ду быть на ред­кость хо­лод­ной, не за­мед­лил всту­пить в свои пра­ва. - Брр! Ну и сту­жа! - с об­ветрен­ных губ взрос­ло­го всад­ни­ка впер­вые за дол­гое вре­мя сор­ва­лось вос­кли­цание, раз­бу­див­шее зад­ре­мав­ше­го ре­бён­ка, и не­доволь­но фыр­кнув­ший конь слов­но вто­рил сво­ему хо­зя­ину, а изо рта и ноз­дрей жи­вот­но­го по­валил пар. - Ска­жи, мы ведь уже при­еха­ли? - пос­лы­шал­ся то­нень­кий дет­ский го­лосок и кла­цанье зу­бов от хо­лода. - Это Бер­ри? - Да, ра­дость моя, - от­ве­тил стар­ший со­бесед­ник ре­бён­ку. - Мы в Бер­ри. Здесь лю­ди кар­ди­нала не ста­нут нас ис­кать. - Ког­да мы уже при­едем к тво­ему ста­рому зна­комо­му в за­мок? - Сов­сем нем­но­го, по­тер­пи, мой ко­тёнок... - Но сколь­ко ещё так тер­петь? Мне очень хо­лод­но, ру­ки и но­ги озяб­ли, а ещё страш­но... - ус­та­лый го­лос ре­бён­ка сор­вался и дрог­нул. - Ког­да при­едем уже? Ког­да? Ког­да? - зву­чал над­рывно один и тот же воп­рос, му­читель­ным на­батом от­да­ва­ясь в ушах стар­ше­го на­ез­дни­ка. - Все­го пол­ча­са ез­ды ты мо­жешь по­тер­петь? - заз­ве­нели в го­лосе стар­ше­го нот­ки раз­дра­жения, но по­том, слов­но же­лая заг­ла­дить ви­ну за не­воль­ную рез­кость, он до­бавил: - Всё бу­дет хо­рошо, ско­ро мы с то­бой бу­дем в теп­ле и у­юте, не уны­вай...       Ре­бёнок, сму­тив­шись, при­молк и ещё креп­че при­жал­ся к сво­ему спут­ни­ку. Да­же свист и вой вет­ра был не в си­лах на­рушить по­вис­ше­го меж­ду ни­ми не­лов­ко­го и тя­жёло­го мол­ча­ния...       Стем­не­ло. Не­дол­гий зим­ний день от­сту­пил пе­ред сгу­ща­ющи­мися су­мер­ка­ми. Ту­чи, за­тянув­шие не­бо, из свин­цо­во-се­рых ста­ли чёр­ны­ми. Рё­ву вет­ра вто­рили тре­вож­ное уханье сов и ред­кое кар­канье во­рон. По сто­ронам до­роги слы­шались ка­кие-то за­выва­ния, зас­тавляя взрос­ло­го всад­ни­ка силь­нее под­го­нять ко­ня, что­бы ско­рее выб­рать­ся из это­го ле­са, слов­но зло­веще на­мека­юще­го чу­жакам, что им здесь яв­но не ра­ды.       Лишь с нас­тупле­ни­ем глу­бокой но­чи ус­та­лые пут­ни­ки, взрос­лый че­ловек и за­кутан­ное в плащ с ног до го­ловы ди­тя, оба из­му­чен­ные труд­ной до­рогой - как и их конь, вы­еха­ли к ка­кой-то заб­ро­шен­ной и по­рос­шей мхом хи­жине на ок­ра­ине ле­са. Да­же прис­трой­ки для хле­ва там не бы­ло, по­это­му ко­ня пу­тешес­твен­ни­ки ре­шили ос­та­вить но­чевать в хи­жине, а не на хо­лоде, сна­ружи.       В ле­вом уг­лу ком­на­ты ре­бёнок при­метил не­ког­да заб­ро­шен­ный очаг и раз­вёл огонь с по­мощью ог­ни­ва и су­хой со­ломы, за­бытой кем-то ря­дом, в ко­тором сей­час го­рел огонь, зас­тавляя мо­роз в по­меще­нии пос­те­пен­но от­сту­пать. Юный пут­ник и его стар­ший соп­ро­вож­да­ющий от­вя­зали сум­ки от сед­ла, сло­жив их ря­дом с ку­чей ста­рой со­ломы. Съ­ев три мор­ковки, пред­ло­жен­ные ре­бён­ком, конь, до­воль­но фыр­кнув и по­тёр­шись го­ловой о пле­чо под­нёсше­го ему столь вкус­ное уго­щение, зад­ре­мал пря­мо у сен­ной ку­чи, иног­да про­дол­жая до­воль­но по­фыр­ки­вать во сне. - Сла­ва Бо­гу, хоть нес­коль­ко ча­сов по­коя! - вос­клик­нул стар­ший всад­ник об­легчён­но. Он от­ки­нул с го­ловы ка­пюшон пла­ща, снял бе­рет и взлох­ма­тил чёр­ные во­лосы, ос­три­жен­ные до ушей. Пря­мая чёл­ка, зак­ры­ва­ющая бро­ви, неп­ри­ят­но лип­ла к вспо­тев­ше­му лбу. - Ма­моч­ка, - по­дало го­лос ди­тя, - те­перь-то мне мож­но не на­зывать те­бя па­пой и не де­лать вид, что я маль­чик? - Мож­но, Жан­на, но толь­ко на­еди­не. За­пом­ни, на лю­дях я сно­ва твой отец Бер­тран де Ша­зей, а ты - мой сын Матье. - Од­но­му Бо­гу ве­домо, как на­до­ел мне весь этот мас­ка­рад! Пол­то­ра го­да - ес­ли не боль­ше - ски­таний по всем го­родам Фран­ции, скры­ва­ясь от ище­ек крас­но­го гер­цо­га! - над­рывно вос­клик­ну­ла де­воч­ка, в свою оче­редь то­же сняв ка­пюшон и бе­рет с го­ловы, за­пус­тив тон­кие паль­чи­ки в свои чёр­ные во­лосы, дос­та­ющие до под­бо­род­ка. - По­думать толь­ко, Жан­на, - об­ра­щалась жен­щи­на не столь­ко к сво­ей до­чери, пре­лес­тной ка­рег­ла­зой де­воч­ке де­сяти лет, сколь­ко к са­мой се­бе, - объ­явить ме­ня в ро­зыск как го­сударс­твен­ную прес­тупни­цу, пе­ремет­нувшу­юся на сто­рону ан­гли­чан! Ме­ня, - она при­жала к гру­ди пра­вую ру­ку, - ко­торая мно­го лет бы­ла глу­боко пре­дан­на Его Вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву и ко­роне! - алая крас­ка пра­вед­но­го не­годо­вания пок­ры­ла ра­нее блед­ное ли­цо да­мы. Она и бы­ла мо­лодой кра­сивой жен­щи­ной, хо­тя преж­ний вид шпи­он­ской де­ятель­нос­ти и пе­рене­сён­ные тя­готы от­ме­тили её жи­вое ли­цо пе­чатью смер­тель­ной ус­та­лос­ти от жиз­ни. Её став­шие впа­лыми щё­ки, ка­залось, за­полы­хали ог­нём. Этим же ог­нём заж­глись её за­пав­шие го­лубые гла­за, под ко­торы­ми обоз­на­чались тём­ные кру­ги. - Ма­моч­ка, - Жан­на прис­тро­илась под бо­ком у мо­лодой жен­щи­ны, при­лёг­шей на се­не, поч­ти под са­мой мор­дой ко­ня, - но ведь эти об­ви­нения к те­бе ни­ко­им об­ра­зом не от­но­сят­ся! - с ис­крен­ней го­ряч­ностью воз­ра­зила де­воч­ка. - Ты ни­ког­да кар­ди­нала не об­ма­ныва­ла, всег­да вер­но слу­жила Фран­ции, как ис­тинная пат­ри­от­ка. Ты бы­ла пре­дан­на Его Вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву и сво­ей ро­дине... - Да, толь­ко ро­дина, в ли­це Его Вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тва, пре­дала ме­ня, - бур­кну­ла с ядо­витой из­дёвкой и за­та­ён­ной в го­лосе скорбью мо­лодая жен­щи­на, при­жав к се­бе до­чур­ку и нак­ры­вая её по­лой сво­его пла­ща. - Доб­рой но­чи, Жан­на, - по­жела­ла она, смяг­чившись. - Спи, моя род­ная... - И те­бе при­ят­ных снов, ма­туш­ка, - по­жела­ла де­воч­ка за­сыпа­ющей ма­ме, кос­нувшись гу­бами её лба, как са­ма Ан­на час­то де­лала, ук­ла­дывая её спать. Вско­ре две бег­лянки, мать и дочь, за­былись дол­гим сном, ох­ра­ня­емые от не­пого­ды кры­шей и сте­нами хи­жины, и от воз­можных не­доб­ро­жела­телей - плот­но зак­ры­той на за­сов дверью. А за ус­певши­ми за­ин­де­веть ок­на­ми хи­жины буй­ство­вала вь­юга, за­метая сне­гом и без то­го ед­ва за­мет­ные тро­пин­ки...

~ 1 ~