— Эй, полегче! — крикнул теперь уже «Бывалый», даже на беглый взгляд разомлевший, проникнувшийся магией голоса девочки из Северного Боливареса.
— Вы убираете оружие! — продолжала та — её больше ничего не касалось. — Не бросаете, а убираете. К себе, где оно у вас хранится. И отпускаете заложников. Хуан же отдаёт вам вашего. И вы уходите. Вместе. И никто ни в кого больше не стреляет. Всё понятно?
— Где гарантия, что он так сделает? — готов был сорваться, но из последних сил держался «Бывалый».
— Его честь. — Я аж отсюда почувствовал, как сверкнули гордостью её глаза. — Он же только что объяснил, что стреляет в того, кто сам готов получить пулю. Если вы не хотите убивать, то и он стрелять не станет. А ещё — моё слово. Слово Марины Санчес! А оно многого стоит, спросите любого в Северном Боливаресе.
— Ладно, лапанька, уговорила. — Не знаю, что чувствовал «Бывалый, но у меня от её голоса по рукам шли мурашки. — Эй, парень! — Это мне. — Как тебе то, что сказала девка?
— Я согласен, — ответил я. Поднял пистолет вверх. Не бросил, просто поднял. Тут же максимально пряча тело за своим заложником.
— Я первый! Я первый! Я убираю пистолет! Смотри, я его убрал! — завизжал «Пятый». Как он не обкакался от такого?
— Мальчишку на пол, быстро!
Через три секунды сын Виктории стоял на полу.
— А теперь беги! Пошёл вон!
— Не стреляй! Ты обещал! Я убрал пистолет!
— Не стреляю! Беги, говорю, твою налево!
«Пятый» сделал шаг, другой. Отступал спиной, руку держал около кармана с пушкой, но слишком далеко, чтобы успеть что-то сделать, если я захочу его пристрелить.
— Теперь ты?
— Надо же, и правда держишь слово. — «Бывалый был изумлён — сказать мало. Очень, очень-очень изумлён. С таким, видимо, встречался впервые.
— У нас принято его держать, — сверкала меж тем глазами, словно языческая богиня, Марина. — Отпускай Викторию!
— Конечно. Конечно-конечно! Вот, я тоже убрал пистолет… — Тип засунул ствол под куртку, правда, как и я максимально задвинувшись за корпус брюнетки. — Теперь пусть уберёт он.
— Хуан?
— Что. — В моём голосе было слишком много неохоты.
— Хуан, убирай! — скомандовала она.
— Не могу.
— Я сказала, убирай, мать твою! — взревела Марина.
Ладно, по-другому не получится. Хорошо, пусть будет так. Я тоже медленно, но аккуратно засунул пистолет под пиджак.
— Всё, убрал. Отпускай девчонку!
— Отпускаю. — Виктория была отшвырнута пендалем в сторону. «Бывалый» медленно, боком, начал двигаться по направлению к кассам, держа руки перед собой. — Теперь ты.
Я повторил пендаль в отношении своего заложника, пнув его в сторону «Бывалого».
— Ты не успеешь его вытащить. Он слеп. А гвардия на подходе.
— Я его потом вытащу. Гвардии нечего ему предъявить. А до тебя я доберусь, говнюк! Ты попал, сукин сын, и даже не знаешь, как! — лучилось злобой лицо этого выродка. — Ты убил двоих моих людей, и этого тебе не простят!
— Не слишком ли много патетики, камаррадо? — ухмыльнулся я.
«Бывалый» прыгнул. Я ждал, что он это сделает, приготовился стрелять, но он оказался проворнее. Секунда, и теперь в его руках Марина, а я вновь за тележками, и несколько новых пуль застревают в консервах, колбасе, мясе и других упаковках с едой, коей набрано достаточно много, чтобы поглотить малокалиберные кусочки свинца. Будь калибр ствола чуть поболее, тут бы мне и трындец настал. Мой прыжок, прямо на четвереньках — под ближайший кассовый транспортёр. Тележки — лишь временная защита. Теперь же пули могут лишь поцарапать пол рядом со мной.
— Ну, где ты, урод? У меня твоя девчонка, видишь? — Вскрик — он ударил Марину. Та, видно, лягнула его, так как он ударил её вновь — Выходи, что же ты спрятался? А, герой?
— Хорошо! Не стреляй!
— Хуан, не надо! — А это Марина. — Он ничего мне не сделает!
— Сделаю, малышка. Сделаю… — коварно усмехнулся тот.
— Не сделаешь, — покровительственно хмыкнул я. — Я ведь слаще. Меня убить одно удовольствие — не то, что какую-то кошёлку из гетто. — Я начал медленно подниматься.
«Бывалый» мог меня пристрелить, его ствол изначально смотрел в мою сторону. Но то ли информация о «погружении», то ли Марина слишком боевито себя вела, то ли всё вместе, но когда я смог открыть огонь, его ствол смотрел Марине в висок. Перестраховка, значит. При любом «погружении» он успеет выстрелить, это гарантия получше, чем пытаться достать меня с моим ускорением.
— А ну спокойнее! Пристрелю стерву!
Но я знал, что стрелять он не будет. В смысле, сам. Первый. Прочёл в его глазах. Он слишком для этого боялся. Но его ствол находился слишком близко к голове дорогой мне девушки.