— Здравствуйте, Валентин Григорьевич.
Распутин остановился, доброжелательно посмотрел на меня, протянул для рукопожатия руку.
«Наверное, он все-таки видел меня в Правлении Союза писателей», — подумал я.
Я пожал руку знаменитого русского писателя: «Москва удивительный город!» — пронеслось в голове.
— В Арбитражном суде был. Отзыв на исковое заявление Департамента по охране памятников архитектуры отдавал, — сказал я.
Распутин одобрительно кивнул головой. И я понял, что он в курсе писательских дел. И стал достаточно подробно рассказывать о сути претензий Департамента по охране памятников архитектуры и последствиях, которые могут наступить, если чиновники выиграют арбитражный суд. Распутин молча слушал. Потом, как мне показалось, тщательно подбирая слова, спросил:
— Отстоим писательский дом? — Распутин без давления, но внимательно смотрел на меня.
— Постараемся. В этот раз уж на девяносто процентов — есть у меня одна юридическая задумка.
Распутин облегченно-сдержанно улыбнулся.
— Ну и погодка сегодня! Как в начале вашего рассказа «Что передать вороне?» Правда, сейчас весна, но солнце, воздух и тишина здесь, на аллее… Ну и реки нет. — Я внутренне себя осадил: «Чего разболтался?!»
— Вы на Байкале бывали? — из вежливости спросил Распутин.
— Нет. Я рос на Енисее, а вот моя мама бывала — училась в Иркутске… — День сегодня все-таки был необычным — я вдруг увидел, как от Распутина отделился второй Распутин и не спеша, немного грустно, пошел по аллее от меня, вернее, от нас с Валентином Григорьевичем. И мне хотелось догнать его и рассказать, что на моей улице, на Енисее, росли лиственницы, и как в таежной избушке в чугунке я заваривал чай из листьев смородины, малины и женьшеня, и что сегодня ночью мне приснился необычный сон — парящий в воздухе Богоявленский Кафедральный собор…
Толкнув двери метро, я вошел в вестибюль с высоченным потолком, сделал несколько шагов, оглянулся: меня не покидало ощущение, что второе, а может, третье «я» Распутина все еще находится здесь, где-нибудь рядом. И, может быть, произойдет чудо, и я вновь смогу приблизиться, соприкоснуться с этим Великим талантом и скромнейшим человеком. С таким чувством я спустился по эскалатору вниз, вошел в вагон. Час пик еще не наступил, и были свободные места. Я сел. И все думал о Распутине, о месте его в литературе, о Москве, которая аккумулирует в себе таланты, о Сибири, которая родит эти могучие чистые таланты. Моя мысль перекинулась от сибирских писателей ко вчерашнему дню, наполненному тоже удивительными для меня событиями…
Накануне я ушел с занятий в литинституте после первой пары. И не потому, что мне были неинтересны или скучны последующие лекции, — я старался не пропускать занятия, зная, что самостоятельно не смогу «нарыть» все эти знания в учебниках, энциклопедиях, интернете. Ушел, потому что получил предложение послушать лекции в МГУ. А предложение получил от нашего преподавателя истории России Орлова Александра Сергеевича, который был штатным преподавателем и директором музея университета.
Для меня — провинциала, выросшего в небольшом городке, окруженного Саянскими горами, аббревиатура «МГУ» звучала как нечто такое недосягаемое и совершенное, как заснеженная вершина самой высокой горы в наших краях — Белухи. Знал, слышал и всегда считал, что там учатся только избранные. И куда мне, парню из семьи, в которой не было ни одного человека с высшим образованием, думать об этом. Тем более, я и аттестат о среднем образовании получил, можно сказать, случайно. По разнарядке отдела образования после восьмого класса меня отправляли на учебу в сельское профтехучилище. Хорошо, мама воспротивилась, да классная — Ярославцева Клавдия Ивановна — захотела оставить меня в школе, взяв честное слово, что буду учиться, а не дурака валять. Хотя я был не против выучиться на механизатора, потому что эта профессия мне бы помогла в будущем: я мечтал стать охотоведом и жить на таежном кордоне. Единственное, что удерживало от принятия решения идти в СПТУ, это друзья, с которыми я учился и в одном классе, и в одной школе. Их не могли отправить учиться в училище, потому что они, почти все, были детьми работников обкома, генералов и других высокопоставленных чиновников. Но я тогда об этом не думал: кто из какой семьи, а просто дружил. Дружил на равных. Иногда давал по морде, если зарабатывали. И сам получал…