4
День безоговорочной капитуляции фашистской Германии на батарее отмечали радостно, но действительно со слезами на глазах. Сержант Соловьев в новенькой форме, выданной накануне, алюминиевой кружкой со спиртом чокнулся по очереди с тремя, стоявшими на столе наполненными спиртом кружками, накрытыми сверху кусочками хлеба:
— С победой, братцы! — Глотнул обжигающее зелье и, глуша подступающие слезы, неожиданно запел:
А вскоре на батарею начало поступать подкрепление. Но прибывали не зеленые необстрелянные ничего не умеющие новобранцы, а повоевавшие на западном фронте бойцы из госпиталей, не попавшие по той или иной причине в свои части. Практически все они имели награды. И на батарею зачастили разного рода начальники.
Командир батареи Накрутов как будто сдурел: перед начальством стелился, а своих подчиненных совсем перестал считать за людей. За малейшее, на его взгляд, нарушение формы одежды, распорядка дня кричал, хватался за пистолет, грозя расстрелять по законам военного времени, или отправлял на полковую гауптвахту. Но со старослужащим сержантом и командиром минометного расчета Соловьевым он в конфликт не вступал. И вообще как бы обходил его стороной.
Но однажды, в воскресный день начала июня, когда привычный ритм армейской службы становился менее напряженным и солдат мог заняться собой и даже пощеголять в новенькой форме, выданной в канун победы над Германией, вдруг позвонили из штаба полка и по секрету — не зря Накрутов туда часто наведывался — «свой» человек звонил — сообщил, что на батарею направился командир полка с внезапной проверкой. Накрутов дал команду срочно гнать личный состав в сопки для проведения марш-броска и обучению бойцов скрытному передвижению в условиях пересеченной местности. Руководить этими занятиями он поручил младшим командирам, а сам остался на батарее — встречать начальство.
Вместе с командиром полка на батарею прибыли начальник штаба сто одиннадцатого укрепрайона, в который входили и полк, и батарея тяжелых минометов, начальник штаба полка, несколько штабных офицеров и малоразговорчивый майор с холодным цепким взглядом, с которым почтительно разговаривал даже сам начальник штаба укрепрайона. Накрутов встретил проверяющих при полном параде, в начищенных до блеска хромовых сапогах. Начальство, выслушав рапорт командира батареи, доброжелательно жало ему руку. Майор, пропустив всех вперед, тоже пожал руку Накрутову, но, задержав ладонь комбата в своей жесткой сухощавой руке, представился:
— Майор Сухарев.
Накрутов невольно вздрогнул — до него просачивались слухи, что некий майор то ли из Смерша, то ли из контрразведки занимается личным составом укрепрайона.
— Это ваш отец застрелился в мае сорокового? — тихо спросил Сухарев.
У Накрутова, казалось, зашевелились волосы под фуражкой — этот факт своей биографии он скрыл даже при поступлении в военное училище, указав в анкете, что его отец умер.
Майор Сухарев, не давая опомниться, так же тихо спросил:
— Кто сообщил о нашем приезде? Фамилию?
— Филимонкин, — еле слышно произнес Накрутов, и липкий пот заструился у него по спине, стекая в кальсоны.
Майор Сухарев убрал, как показалось Накрутову, брезгливо руку и с безразличным выражением лица присоединился к группе приехавших офицеров.
— Лейтенант, показывай свое хозяйство, — окликнул оцепеневшего Накрутова командир полка…
Сержант Соловьев добросовестно исполнил первую часть приказа — во главе расчета пробежал весь маршрут, по которому они часто совершали марш-броски, а вот над исполнением второй части приказа задумался. И было это впервые. Нет, он никогда не выполнял бездумно любые приказы командира, не считая тех действий, которые были отработаны до автоматизма. Он всегда обдумывал приказы командира, но это обдумывание всегда было направлено на то, как лучше и быстрее выполнить порученное. А сейчас, впервые за пять лет службы, глядя на новенькую красивую форму солдат, засомневался в целесообразности того, что называлось — скрытного передвижения в условиях пересеченной местности, а проще говоря — где на четвереньках, а где и по-пластунски преодолеть подъем на сопку, а потом, так же незаметно для предполагаемого противника, спуститься с нее.