- И тем не менее он готов поставить её на карту ради какой-то дешевой сенсации.
Мабри вновь покачала головой.
- Он пишет вовсе не то, что думаешь.
Кэссиди в отчаянии всплеснула руками.
- Тогда как, черт побери, я могу ему помочь, если я даже понятия не имею, о чем его книга? - удрученно воскликнула она.
- О Ричарде Тьернане, - ответила Мабри.
Кэссиди глубоко вздохнула; грудь её стала судорожно вздыматься и опускаться.
- Нет, Мабри, я не могу здесь оставаться. Только не Тьернан.
Я... Он меня пугает.
- Думаешь, все-таки он их убил? - спросила Мабри. - Или, что важнее ты боишься, что он замыслил убить тебя?
Кэссиди поморщилась.
- В твоих устах это звучит нелепо, почти комично. Нет, я не боюсь, что он замыслил меня убить. Дело совсем в другом. Он чего-то от меня добивается, Мабри. Чего-то страшно важного, но я никак не могу взять в толк - чего именно. И это меня пугает.
- Мне казалось, ты никогда не страдала избытком воображения, заметила Мабри.
- Я, между прочим, дочь своего отца, - напомнила Кэссиди, криво улыбнувшись.
- Но почему бы тебе не спросить его в лоб, что он от тебя хочет, чтобы покончить со своими страхами?
- Ты думаешь, он скажет? Это просто смешно!
- Могу я что-нибудь сделать, чтобы ты осталась у нас? - спросила Мабри.
- Нет, - твердо ответила Кэссиди. - Я уже давно приучилась принимать решение самостоятельно, в противном случае мои дражайшие родители давно сожрали бы меня с потрохами. Ради Шона я готова на все, но только не ценой собственной жизни. Я приеду, когда здесь не будет Ричарда, а пока я должна привести нервы в порядок. Я хочу жить, и я давно отринула прошлое. В Балтиморе у меня спокойная и размеренная жизнь, и я не хочу с ней расставаться.
Мабри откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула.
- Что ж, будь по-твоему, - отрешенно сказала она. - Я провожу тебя к поезду.
Кэссиди не ответила. Как все, казалось бы просто - бежать, оставив все позади. Она уедет в Балтимор, выкинет из головы эту историю, навсегда позабудет о существовании Ричарда
Тьернана. В конце концов желтую прессу она не читала, да и телевизор почти никогда не смотрела. Скорее всего она даже не узнает о его казни.
Казнь! Слово это, как кислотой, пробуравило её мозг, а потом и сердце. - Подняв голову, она встретила понимающий и участливый взгляд синих глаз Мабри.
- Никуда я не поеду, - пробормотала она, вздыхая.
Мабри еле заметно улыбнулась.
- Знаю, милая. Я в тебе не сомневалась.
Глава 9
Как ни старалась Кэссиди уснуть, сна не было ни в одном глазу. Бессонница стала мучить её с тех самых пор, как она совершила роковую ошибку, согласившись приехать в Нью-Йорк. Самый факт проживания под одной крышей с осужденным убийцей мог лишить сна и человека с более крепкими нервами, тогда как после событий дня сегодняшнего оставалось вообще удивляться, что она ещё не сидит голая в углу, пуская слюни и бессвязно лопоча.
Кэссиди повернулась на бок и, прищурившись, кинула взгляд на настенные часы - Мабри решила, что они как нельзя кстати подойдут к кладбищенскому убранству её спальни. Без четверти три. Тихо. Даже извечно шумная Парк-авеню за окном, занавешенным тяжелыми бархатными шторами, казалось, вымерла.
Кэссиди до сих пор не верилось, что Шон и вправду умирает. Когда они с Мабри вернулись домой из бара, Шон дремал в своем кабинете, и Кэссиди, остановившись в дверях, пригляделась к отцу, едва ли не впервые заметив набухшие под его глазами сизые мешки, поседевшие волосы и какую-то трогательную уязвимость, в обычное время замаскированную кипучей энергией и неподражаемой живостью его мощной и стойкой личности. Чем дольше разглядывала его Кэссиди, тем сильнее убеждалась: Мабри сказала правду. Шон умирал.
И ещё она знала, что не должна говорить с ним об этом. Шон хотел сохранить свою болезнь в тайне; по крайней мере - от тех, кто его любил. А почему - одному Богу известно. Возможно, ему приятно было считать себя всемогущим и несокрушимым. Либо - привычно проявлять мальчишескую удаль и позерство.
Нет, не могла она бросить отца. Не могла даже переселиться в какой-нибудь отель, чтобы отгородиться от посягательств Ричарда Тьернана. Шон устроит скандал - понять причину её бегства он не сможет, а сама она объяснить её не посмеет. Да и не захочет - не то настроение. Нет, что бы ни случилось, она останется с Шоном до конца. Даже, приставь ей Ричард нож к горлу, она больного отца не бросит. Да, она обустроила собственную жизнь, сделала её спокойной и независимой, но перед лицом надвигающейся смерти Шона все это меркло и отходило на второй план. Как ни пыталась в свое время Кэссиди, ей не удалось спасти родительский брак, как не удалось и сделать из Шона человека, которым она хотела бы его видеть. Вот и сейчас ей не удастся спасти его от неминуемой смерти, однако она хотя бы сделает все от неё зависящее, чтобы конец его был возможно более мирным. Да и свою совесть заодно облегчит.
Но все это станет возможным только в том случае, если Ричард
Тьернан перестанет её преследовать.
Кэссиди выбралась из постели и зажгла свет, слишком тусклый, чтобы можно было читать. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она оделась, натянув на себя белье, слишком свободную тенниску, спортивные брюки, рубашку навыпуск, а поверх всего ещё и громоздкий свитер. Ей сразу стало жарко, к тому же многослойная, как у капустного кочана одежда делала пропорции её и без того пышной фигуры совсем уже рубенсовскими, но Кэссиди это ничуть не волновало. Раз уж она приняла твердое решение не бросать отца в беде, а при этом ещё и самой остаться в живых, необходимо было раз и навсегда объясниться с Ричардом Тьернаном. Кое-что ему втолковать. И, как бы глупо и нелепо это сейчас ни выглядело, но терять времени Кэссиди не собиралась.
Босиком она бесшумно прокралась в самый конец длинного коридора, где располагалась бывшая спальня её брата. Шла она быстро и решительно, понимая, что в противном случае неминуемо струсит и повернет вспять. Если она не объяснится с Ричардом Тьернаном сейчас, то потом уже никогда не решится на этот шаг. У всякого в жизни бывают, наверное, минуты, когда под покровом ночи обнажаются нервы, отметается всякая напускная мишура и наступает озарение. Кэссиди показалось, что её час пробил, и она не удосужилась утруждать себя попытками хоть как-то обмозговать происходящее.
Стучать в дверь она не стала. Шон - вопреки, а, возможно, и благодаря огромному количеству поглощаемого виски - спал очень чутко, и мог легко пробудиться от малейшего шума. Кэссиди прикоснулась к ручке с опасением - а вдруг Ричард запирался на ночь. Однако ручка легко опустилась, и дверь распахнулась.
Кэссиди и сама не знала, чего ей ожидать. После возвращения в Нью-Йорк она ещё ни разу не была в комнате брата, и поэтому воображение рисовало ей картины то ли сатанинских ритуалов, то ли интерьера тюремной камеры.
Однако при лунном свете, проникающем через незашторенное окно, спальня казалась такой же, как и прежде. Южный стиль, узкие кровати, чистое белье. Обе кровати, составленные рядом, пустовали - одна была застлана, а вторая разобрана и постель смята. Кэссиди оглянулась по сторонам и увидела его.
Тьернан стоял у окна, силуэт его четко вырисовывался в лунном свете. Хотя лицо его было в тени, Кэссиди видела, как поблескивают его глаза.
Войдя в комнату, она прикрыла за собой дверь.
- Только не делайте поспешных выводов, - строгим голосом предупредила она.
Тьернан не шелохнулся. Кэссиди задыхалась в своем многослойном одеянии, а вот ему, судя по всему, было прохладно. Он был облачен в одни лишь джинсы, а из раскрытого окна тянуло ночной прохладой. Свежий ветерок ерошил черные волосы Тьернана, а потом приятно, почти игриво задувал в лицо Кэссиди.
- Я и не помышлял, - ответил Тьернан. - Я давно уже привык, что действительность крайне редко соответствует ожиданиям. И уж никогда - моим.
Кэссиди не собиралась оспаривать его утверждение.
- Мой отец умирает, - с места в карьер заявила она.
- Знаю.
- Откуда?
- Он сказал мне.
При всем желании, Тьернан не мог бы ударить её больнее. Причем он наверняка это знал.