* * *
После ухода Кэссиди Ричард спокойно, не торопясь, допил виски. Последний экзамен она не выдержала, провалившись с треском. Вопреки ожиданиям, он нашел идеальную женщину, единственную в мире, но сам и потерял её. Совершил роковую ошибку, позволив себе полюбить.
От сознания нелепости происходящего ему вдруг захотелось расхохотаться. Как можно было на этом, уже последнем этапе жизни, глядя в лицо смерти из-за мерзкой и подлой душонки одной женщины, поставить все под угрозу, влюбившись в другую?
А ведь Диану он никогда по-настоящему и не любил - Ричард понял уже вскоре после вступления в брак. Да, он был покорен её эфемерной красотой, изысканными манерами. Нет, после третьего курса колледжа, когда он ему не на шутку вскружила голову веснушчатая Марси Коннорс с потешными белокурыми косичками, он больше ни разу не влюблялся.
Вообще же, едва выйдя из подросткового периода, он без конца влюблялся в невысоких и худеньких девчонок (пигалицы, презрительно называл их Марк), а затем и женщин. Кэссиди была всем им полной противоположностью.
Господи, как он мог оказаться подобным идиотом? Только абсолютно безмозглый болван мог в один миг разрушить все, к чему стремился, лишь из-за того, что позволил себе влюбиться. И почему он должен был полюбить именно Кэссиди Роурки?
Сейчас она, разумеется, улепетывала к папаше со всей скоростью, с которой только могли нестись её длинные и крепкие ноги. А ведь пора бы ему уже и привыкнуть к её побегам. Она откроет Шону кошмарную правду в том виде, как он сам ей столь легкомысленно рассказал, и Шон тут же спрячет её в каком-нибудь тихом и укромном местечке. Впрочем, версия правды, которой владела Кэссиди, наверняка покажется слишком пресной Шону О'Рурку. Правда, настоящую правду он счел бы ещё менее привлекательной.
Нет, пусть Шон выбирает правду - препятствовать ему Ричард не собирался. Но вот Кэссиди остановить надо. Прежде чем она проболтается кому не надо. А он... он должен быть готов на все ради того, чтобы защитить своих детей. В том числе на убийство.
Конечно, оставайся у него хоть доля здравого смысла, он бы не позволил Кэссиди сбежать. Ведь кроме Марка и Салли ни одна живая душа даже не подозревала о том, что Кэссиди улетела в Англию, а сам он замел свои следы весьма старательно. Да, ему удалось бы выйти сухим из воды. То есть, подозрений он, разумеется, не избежал бы, но ведь и казнить человека можно лишь единожды.
Да, ему придется пуститься в погоню за Кэссиди. Но только сгоряча он ничего делать не станет. Ричард прекрасно понимал причину её побега, даже лучше, чем сама Кэссиди. Она запаниковала и ждала только подходящего предлога, а тут, благодаря его необдуманному поступку, этот предлог и подвернулся. Да, последнее испытание Кэссиди не выдержала. Оплошала, что, впрочем, не удивительно. Казалось, на душе у него должно бы теперь полегчать.
Однако вместо этого Ричард ощущал себя подавленным и опустошенным. Придется заново пересмотреть все планы. Примириться с тем, что последние месяцы ухнули коту под хвост.
А вдруг - нет? Когда его пристегнут к электрическому стулу, он вспомнит, как они с Кэссиди предавались любви в грязи под кривобоким можжевельником. Каким изощренным ласкам он её подвергал, и как она умоляла его дать ей ещё и еще...
И он примет смерть с улыбкой на устах.
Глава 16
Над Северной Атлантикой в одном из моторов "боинга-737", в котором летела Кэссиди, возникли серьезные перебои. Но Кэссиди это не волновало. Сидя у иллюминатора, она невидящими глазами смотрела на угрожающе скучившиеся вокруг темные облака и, хотя самолет мотало и швыряло из стороны в сторону, лоб её даже не покрылся испариной. Кэссиди поняла: от страха перед полетами она избавилась навсегда.
Она сомневалась даже, что отныне будет вообще хоть чего-нибудь бояться. Кэссиди стала неуязвимой - ничто теперь не могло обидеть, напугать или унизить её. Она посмотрела в лицо любви, и повидала смерть и отчаяние, тяжкий недуг и предательство. Можно ли познать что-нибудь еще?
Втайне она была даже разочарована, когда "боинг" совершил посадку в аэропорту Кеннеди. Остальные пассажиры устроили пилотам бурную овацию, радовались и кричали как дети. Кэссиди же просто расстегнула привязной ремень и направилась к выходу.
Таможенный контроль она миновала без задержки - багажа при ней не было. Без помех взяла напрокат автомобиль, и в семь вечера уже катила по автостраде в Ист-Хэмптон, где у Шона была загородная вилла размером с небольшой дворец.
На дороге то и дело возникали пробки, однако Кэссиди стоически не замечала их. По радио передавали программу, посвященную излишне влюбчивым мужчинам, и Кэссиди невольно вспомнила Ричарда, которого, возможно, толкнула на убийство именно безумная влюбленность в Диану. Она отключила радио, поменяв трансляцию на мерное жужжание кондиционера.
Шон, как оказалось, закатил очередную вечеринку. Впрочем, Кэссиди не удивилась - Шон обожал шумные компании, да и Мабри на вечеринках чувствовала себя как рыба в воде. Кэссиди припарковала свой арендованный автомобиль в трех улицах от дома Шона, позади новехонького "ягуара", который в былые времена вызвал бы у неё острый приступ зависти. Войдя в дом, Кэссиди приостановилась, ослепленная яркими огнями и оглушенная шумом.
Шон был центром всеобщего притяжения, настоящей душой общества. Вокруг него собралась толпа закадычных друзей, приятелей, новых знакомых и просто каких-то халявщиков. Кэссиди он заметил сразу и, приветливо помахав, продолжил рассказывать какую-то веселую историю, то и дело вызывавшую в толпе взрыв хохота. Кэссиди некоторое время стояла, придирчиво разглядывая отца. Он казался бодрым, жизнерадостным и энергичным. Совершенно не похожим на умирающего, черт возьми! Шон всегда почитал себя неуязвимым и внушил свою уверенность дочери. Значит ему просто нужно было хоть какое-то время побыть вдали от Ричарда Тьернана. Как и ей самой.
Откуда ни возьмись, возникла Мабри.
- Как я рада, милая, что ты решила приехать, - проворковала она. - Я несколько раз звонила, надеясь тебя уговорить, но неизменно натыкалась на автоответчик. Даже, признаться, беспокоиться начала.
- Я навещала подругу на севере штата, - сболтнула Кэссиди первое, что пришло ей в голову. Она ещё до сих пор не приняла окончательного решения о том, что говорить Шону и Мабри. Не решила, стоит ли предупреждать их. А, может, вообще умолчать обо всем?
Если бы только Ричард мог остаться в Англии! Спрятаться с детьми в каком-нибудь укромном местечке. Чтобы она знала, что у него все в порядке, а дети обрели любящего отца. Ну какой смысл для него возвращаться в Штаты и добровольно идти на казнь? С другой стороны, ни в одном поступке Ричарда Кэссиди, как ни старалась, ни могла отыскать ни зернышка здравого смысла. Включая историю с её совращением.
Да, да - именно совращением. Иначе все это назвать было нельзя. И именно Ричарду Тьернану это удалось. Он пробил её защитные оболочки и завоевал всю без остатка. Она отдала ему все, что владела - ум, тело и чувства. Интересно, сможет ли после этого она обрести себя снова?
Ну почему Ричард отказался сказать правду на суде? Ведь его обвинили в преднамеренном убийстве, и именно за это вынесли смертный приговор. Скажи он правду, что схватил нож в состоянии слепой ярости, узнав о том, что жена вынашивает ребенка другого мужчины, и приговор суда был бы несравненно мягче.
Нет, непонятно. Уму непостижимо. Оставалось надеяться лишь на то, что у него хватит ума, чтобы сбежать подальше вместе с детьми и затаиться в какой-нибудь глухомани.
Кэссиди покосилась на Мабри.
- А с Ричардом ты в последние дни беседовала? - спросила она как бы вскользь.
- Ричард - не тот человек, с кем можно так легко побеседовать, - сухо промолвила Мабри. - Должно быть, наслаждается сейчас одиночеством.
- Наверное.
- Кстати, мы припасли для тебя небольшой сюрприз, - сказала Мабри. Впрочем, даже не такой уж и небольшой, - добавила она с улыбкой после секундного размышления.
- Даже не знаю, в состоянии ли я сейчас радоваться сюрпризам, вздохнула Кэссиди.
- Ты ведь знаешь Шона - он обожает мешать все в одну кучу, - загадочно сказала Мабри, но вдаваться в объяснения не стала. - А почему ты все-таки решилась приехать? - спросила она, откидывая с прекрасного лба выбившуюся белокурую прядь. - Ты ведь никогда не питала особой любви к нашим празднествам.