Кэссиди пристально посмотрела на него. На загадочные бездонные глаза, горько скривившиеся губы. Красивые руки с длинными пальцами. И вдруг словно воочию увидела его ранимую и такую незащищенную душу. И вот тогда она поднесла к губам кружку и выпила, в два глотка почти осушив её.
Поставив опустевшую кружку на стол, Кэссиди с вызовом посмотрела на Ричарда.
- Как долго мне ждать, пока он подействует?
- Не знаю. Я впервые выступаю в роли отравителя. Нож мне куда привычнее.
- Ты ведь получаешь от этого удовольствие, да? - Кэссиди напряглась, ожидая, что вот-вот почувствует первые судороги. - Ты всегда так наказываешь женщин, у которых хватает безрассудства, чтобы в тебя влюбиться?
- Любовь ко мне, милая моя, это не преступление, - быстро ответил Ричард. - И уж тебе тем более не убедить меня, что ты в нем повинна. Любовь это ведь не только замечательный секс. И она не имеет ничего общего с поспешными выводами, верой только в худшее, и бегством от первых же серьезных трудностей.
Ричард наклонился к ней ближе, настолько близко, что их губы едва не соприкоснулись; Кэссиди учуяла не только виски на его губах, но даже ярость, кипящую в его душе.
- Твое преступление состоит в том, что я тебя полюбил. Доверился тебе. Поверил, хоть и всего на несколько сумасшедших часов, что в жизни ещё есть, за что сражаться. - Его губы на какое-то неуловимое мгновение соприкоснулись с её губами, скользнули по ним. - И ещё твое преступление в том, что ты подарила мне надежду, а потом отняла её.
Кэссиди не шелохнулась. Ричард давно уже ушел - она слышала, как закрылась за ним дверь, но сама продолжала сидеть, словно окаменев, пока в окне не забрезжила тусклая предрассветная серость. Сварганенное Ричардом зелье створожилось в её желудке, и Кэссиди подташнивало, но она так и не смогла заставить себя встать, пойти в туалет и засунуть в горло два пальца.
Вместо этого она уронила голову на стол и, так и не выпуская из руки кружки из-под молока, крепко уснула.
* * *
Привалившись спиной к двери, Ричард стоял в темноте, кусая губы от душившего его бешенства. Безотчетной и глухой ярости. Он пытался перебороть безумное желание убить, обуревавшее его душу. Желание, которое, как надеялся, давно уже заглушил. Неужто он может убить человека? Да ещё такого, которого, кажется, любил?
А разве он уже не убивал? Ответственность за детей вынудила Ричарда стать вне закона, хотя совесть его по этому поводу и не мучила. Да и какой смысл был закапывать голову в песок, пытаясь спрятаться от правды? Решение, которое он в свое время принял, отменить было невозможно, и - Диана погибла. Никакие извинения и оправдания уже ничего не изменят.
Но вот как ему изгнать из души душащие его ярость и гнев, как навсегда похоронить надежду, которую он с таким преступным легкомыслием позволил Кэссиди Роурки зародить в себе? Ричард был уверен, что, увидев её снова, ощутит только гнев и жажду мщения. Но он ошибся.
Кэссиди смотрела на него и на кружку молока, которое он для неё разогрел, и н наверняка думала, что он сейчас помышляет об убийстве. В это мгновение ему вдруг и правда захотелось её убить.
Но уже в следующую секунду в её зеленых глазах поселились боль и ужас. И Ричард разглядел их, как разглядел в её душе страстное желание, смешанное с безутешным отчаянием. У глупышки отказали нервы; она смалодушничала и оставила его именно тогда, когда он больше всего в ней нуждался. Но несмотря на это, несмотря на страх и недоверие, Кэссиди по-прежнему его любила - это Ричард знал наверняка. Чувствовал всем сердцем.
Конечно, это все здорово усложняло. Связывало их одной веревочкой. Мог ли он после этого её ненавидеть? Мог ли подавить в себе чувства, как сумел заставить себя когда-то? Нет, они с Кэссиди связаны неразрывными узами, и был один-единственный способ освободиться от этих пут.
Ричард дождался рассвета, после чего направился в кухню. Он думал, что никого там не застанет, но неожиданно для себя обнаружил за столом Кэссиди, спящую сном младенца.
Еще одна ошибка с её стороны. Ричард припомнил, как обнаженная Кэссиди лежала, свернувшись калачиком, в его объятиях; он прекрасно помнил её бледную кожу, усыпанную золотистыми веснушками, абсолютную и столь возбуждающую доступность и беззащитность. Внезапно он захотел её с такой страстью, которая грозила смести на своем пути все, подобно сходящей с крутого склона лавине.
Ричарду понадобилось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Чтобы восторжествовавший здравый смысл приподнял свою безобразную голову. Прикоснувшись к Кэссиди обеими руками, Ричард уже полностью овладел собой. Кэссиди даже не проснулась, когда он легко, словно пушинку, подхватил её на руки. Впрочем, возможно, и проснулась, но только вида не подала. Ричард пронес её по коридору до дверей её готической спальни и, войдя, опустил на аккуратно застланную кровать. Кэссиди, бормоча что-то невразумительное, протянула к нему руки и обхватила за шею, но он осторожно и решительно разжал её пальцы. Затем уложил её поудобнее и накрыл простыней. На мгновение губы Кэссиди обиженно надулись, но затем она вздохнула и, повернувшись на бок, подложила одну руку под подушку, по которой беспорядочно разметались её огненно-рыжие волосы.
Да, тело её по-прежнему доверяло ему, тогда как мозг повиноваться отказывался. Что ж, это могло бы служить ему каким-то утешением, но только Ричард в нем не нуждался. Как, впрочем, и в справедливости. Единственным способом защиты для него оставалась ложь.
Он напоследок ещё раз посмотрел на спящую, пытаясь запечатлеть её облик в своей памяти. Позволил себе даже протянуть руку и убрать свесившуюся на глаза прядь волос. Все, больше он к ней не прикоснется - это Ричард решил твердо и бесповоротно.
И вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
* * *
- Вставай, Кэсси! - Словно сквозь туман Кэссиди расслышала голос Ричарда, настойчивый и требовательный. Она попыталась разлепить глаза, но недостаток сна в сочетании с усталостью никак не позволяли ей проснуться.
- Вставай же! - повторил Ричард, уже более нетерпеливо. - Тебя зовет Мабри.
Кэссиди повернула голову. Она никак не могла вспомнить, где находится: в каком городе или хотя бы - в какой стране. Она понимала только, что зовет её Ричард, а сама она лежит в какой-то постели. Неужели он её чем-то все-таки подпоил? Или просто усталость взяла свое? Открывать глаза Кэссиди отчаянно не хотелось - Мабри вполне могла обойтись и без нее.
- Твой отец умирает, Кэсс. Проснись же!
Кэссиди открыла глаза. Уже вечерело, за окном лил дождь, а была она в собственной постели в родительских апартаментах на Парк-авеню. Однако она совершенно не представляла, как здесь оказалась. И ей это было все равно.
- Что ты сказал? - голос её спросонья скрипел, как заржавевшие дверные петли.
- Мабри собирается ехать в больницу, - сухо пояснил Ричард. - Шон впал в кому, и врачи считают, что он долго не протянет. Ты поедешь с Мабри?
Кэссиди даже не удосужилась ответить ему. Она просто откинула простыню и спрыгнула с кровати.
Пол под ней подкосился. Пьяно пошатнувшись, Кэссиди почувствовала, что падает. И упала бы, не подхвати её руки Ричарда - крепкие, уверенные, элегантные и смертоносные. Какая-то крохотная и предательская часть её существа призывала Кэссиди прижаться к нему, закрыть глаза и искать у Ричарда утешения и поддержки. Но все-таки она устояла перед соблазном. Да и сам Ричард, убедившись, что Кэссиди утвердилась на ногах, тут же отпустил её.
- Что, Кэсси, слишком много крысиного яда выпила? - пробормотал он.
Кэссиди с вызовом посмотрела ему в глаза.
- Нет, Ричард, напротив - недостаточно, - сказала она.
Когда они спустились в вестибюль, уже начались часы "пик", но Билл уже остановил такси, которое дожидалось у входа с включенным счетчиком. Мабри выглядела бледной и отчужденной, Кэссиди же не сразу поняла, что Ричард вовсе не провожает их к машине, а тоже собирается ехать в больницу.
Заднее сиденье такси оказалось довольно тесным. Длинные ноги
Ричарда сразу оказались прижаты к ногам Кэссиди, и всю дорогу она ощущала крепость его мышц и жар его тела.
Кэссиди была рада, что Ричард решил сопроводить их. Впервые за долгое время спокойствие и выдержка изменили ей. Поэтому Кэссиди нисколько не возражала, когда Ричард возглавил их поход по лабиринтам мемориальной больницы Слоан-Кеттеринга. Она послушно плелась следом, одной рукой поддерживая за талию внезапно сдавшую Мабри.