Захлопнув медальон, Ута стиснула зубы и прыгнула; она соскальзывала, точнее, падала с одного листа на другой, маневрируя между толстыми ветками, под угрозой быть расплющенной как муха из-за одного неверного движения. Она вращала руками для равновесия, а ноги едва касались поверхности.
Раздался второй звонок.
Быстрее… она должна быть быстрее. Ута спрыгнула с ветки, на которую только что приземлилась, перескочила на ствол дерева и начала скатываться по нему вниз, раскинув руки и ноги, пытаясь ухватиться за всевозможные выступы. Она выла от боли — кора обжигала ее нежную кожу и глубоко царапала бедра и предплечья. И когда уже сквозь сплетение веток показались земля и милая ласковая река, культя давным-давно отломанной ветви подставила Уте подножку и сбросила ее со ствола. Небо и земля, затем снова небо, потом опять земля вспыхивали перед ней, пока она безудержно летела прочь от импровизированной лестницы.
Резкий толчок прервал свободное падение Уты, она зацепилась за острый выступ и повисла. Ее исступленно раскачивало на том самом ожерелье, сделанное для нее Кеей. Ута билась в воздухе на конце цепочки. Медальон уперся прямо ей в подбородок, если бы она только сумела его открыть, Кея бы ее забрала. Безусловно она вызовет ее сейчас, когда третий звонок зазвучит в любой момент.
Ута дотянулась, но лишь ее пальцы коснулись оловянной крышки, цепь треснула, и феечка полетела вниз. Падала она, падал и медальон. Долю секунды они падали бок о бок, но с каждым мгновением пропасть между ними росла, и вот уже блестящая цепочка унеслась из поля зрения Уты. Медальон, что был ценнее всех неизведанных глубин и непознанных вершин, пропал.
9
Луна
Луна и Бенни покинули плавучий город на своей маленькой плоскодонке в вечерних лучах солнца. На этот раз Луне не пришлось отбиваться от волн. Казалось, что само озеро прониклось горем девочки и не желает чинить ей препятствия.
Озеро влилось в реку, а река, извиваясь в джунглях, серпантином вела к сердцу леса. И даже река, словно зная о всепоглощающей печали, заботливо несла друзей, как грудничков в корзинке, до самого дома.
Руки Луны ныли из-за утреннего подъема по реке, и теперь почти всю дорогу безжизненно висели вдоль туловища, а шест волочился в кильватере лодки. И лишь раз в несколько минут, девочка равнодушно окунала его в русло реки и отталкивалась.
Она была абсолютно уверена, что знахарка поможет, хоть что-нибудь сделает для Уиллоу. Возможно, мама права. Возможно, в самом деле, надежды нет.
Бенни не проронил ни слова с тех пор, как они отшвартовались от причала и покинули озеро. Но плечи его были опущены, а дыхание постоянно прерывалось тяжелыми прерывистыми вздохами.
— Она ведь даже не попыталась, — произнесла Луна, вздрогнув от звука своих слов, нарушивших тишину вечернего удушливого воздуха.
Бенни повернулся и уставился на подругу.
— Она даже не попыталась, — тихо повторила Луна. — Сказала, что врачевательство бессильно в лечении этой болезни. Обозвала наше болото проклятым.
— Конечно, проклятое, — ответил Бенни, подёрнув бровью. — Папаша все время так говорит.
— А я не верю в проклятия.
Бенни шумно выдохнул через стиснутые зубы.
— Неужели так тяжко во что-то поверить?
Луна толкнула шест в русло.
— Мама полдня торчит в местной молельне, когда могла бы проводить это время с Уиллоу. Когда могла бы общаться со мной. Бабуля Ту по малейшему поводу сверяется со своими лунными картами и разглагольствует о проклятиях и духах. А для чего?
Бенни пожал плечами:
— Наверно, им это нужно, чтобы было кого обвинить, чтобы было куда пойти за надеждой.
— Что ж, ни то ни другое не помогает. Не помогло отцу тогда и сейчас не поможет… — Луна прикусила нижнюю губу и, часто моргая, посмотрела на небо. — Уиллоу не станет лучше только от того, что мы все этого дружно захотим. Если мы сами не найдем способ ее вылечить, никто и ничто ей не поможет.
Под щебет сверчков и трель болотных птиц дети вернулись домой. Солнце плыло к земле, подмигивало сквозь деревья и сползало за горизонт, словно светилу не терпелось поскорее покончить с этим днем. Небо покрылось серебром, и пылинки, танцуя как крошечные крылатые создания, парили в уходящих лучиках света.