Так стало еще хуже. Если перед этим Гаврилин чувствовал себя раздвоенным, то теперь это чувство прошло. Гаврилин понял: все происходящее его просто не интересует. Убийство, жара, потный старший лейтенант преклонного возраста, труп в дверях павильона, увлеченные пересуды зевак – все это разом стало неважным и неинтересным. Более того, даже возможное увольнение со службы вдруг показалось не столь уж кошмарным.
– Половина первого, – выдавил из себя Гаврилин. Он обернулся довольно резко, но пальцы с его плеча не исчезли. В голове Гаврилина вяло щелкнул автомат по составлению словесных портретов, но дальше констатации длинных русых волос, овального лица и роста около метра семидесяти дело не пошло. «Спасибо!» – пальцы неторопливо и будто бы даже с сожалением скользнули с плеча Гаврилина.
Темные очки не позволили рассмотреть выражение глаз собеседницы, но Гаврилин готов был поклясться, что глаза эти скользнули по его лицу, шее, груди, ниже, немного задержались там и снова вернулись к лицу.
– Жарко сегодня, – неожиданно для себя сказал Гаврилин.
– Не нужно стоять на самом солнцепеке.
– Не нужно, – согласился Гаврилин, – но ведь интересно, что дальше будет.
– А ничего дальше не будет. Сейчас приедут менты и всех отсюда разгонят.
В голосе женщины звучала уверенность. Гаврилин не стал уточнять, чем такая уверенность вызвана. Он ругал себя в душе последними словами за то, что не надел темные очки. Теперь приходилось рассматривать собеседницу украдкой. А она наблюдала за муками Гаврилина с легкой улыбкой.
Явно местная. Приезжие в такое время должны быть на пляже. Кроме этого – загар ровный, но не очень яркий. Как и все местные жители, она ходит на пляж не так часто и пролеживает на солнце гораздо меньше времени по сравнению с приезжими. Тем нужно торопиться, а местным море уже не кажется таким экзотичным. Кроме этого, у ее ног стояло пустое мусорное ведро. Курортники же столь низменными делами не занимаются.
– Неужели так интересно посмотреть, что здесь будут делать менты? – выдержав небольшую паузу, спросила дама.
– Ну… – нейтрально протянул Гаврилин.
– Это ваше «ну» можно расценить, как «очень интересно». Но стоять на такой жаре – вредно для здоровья. Вы поставили меня просто в безвыходное положение. Есть только один способ удовлетворить и вас, и меня.
– Ч-что? – не понял Гаврилин.
– Есть единственный способ одновременно удовлетворить ваше любопытство и мое желание спасти вас от солнечного удара, – дама откровенно наслаждалась растерянностью Гаврилина, – окна моей квартиры выходят прямо сюда. Если вы поможете донести ко мне домой ведро, то я предоставлю вам самое лучшее место возле окна. И если вы попросите, даже смогу предоставить стакан чего-нибудь холодного.
Не дожидаясь ответа Гаврилина, она повернулась и неторопливо двинулась в сторону ближайшей пятиэтажки.
Как идет! Шаг от бедра, тело движется с тягучей истомой, и каждое движение ее бедер звоном отдается в голове у Гаврилина. В теле мужчины есть два жизненно важных органа – голова и член, вспомнил старую шутку Гаврилин. И самой большой недоработкой Господа является то, что одновременно пользоваться этими жизненно важными органами мужчина не научится никогда. Осознав всю глубину своего падения, Гаврилин поднял с земли ведро, оставленное незнакомкой, и, надеясь, что идет не слишком быстро, пошел к дому.
За спиной раздался невнятный крик. Гаврилин не оборачиваясь дошел до подъезда, возле которого стояла обольстительница.
– Там что-то мент раскричался.
– Это не мент, – сказала дама, – это мусор.
Даше было плохо. Ее колотил озноб, и тело выгибала судорога. Дыхание стало прерывистым и хриплым. Она уже не пыталась прикоснуться к Палачу и не просила его. Она ждала, и Палач знал, чего ей стоило это ожидание.
Всякий раз после очередного убийства Дашу охватывало такое возбуждение, и был только один способ это возбуждение снять.
Нужно было торопиться. Каждая секунда задержки приносила Даше новые мучения. Каждое ее дыхание было стоном. Она крепко сжала кулаки. Потом на ладонях будут следы от ногтей, и следы эти сойдут не сразу.
Палачу как-то намекнули, что Даша может подвести всех. Палач ничего не ответил. Когда к этому разговору вернулись снова, Палач спокойно взглянул в глаза собеседника и тихо поинтересовался, имеет ли он право сам выбирать оружие для выполнения заданий. И так же тихо попросил рассматривать Дашу, как свое оружие. И люди еще раз продемонстрировали свою слабость перед оружием – разговоры прекратились.