Мне кажется, что прошло уже много времени, но умом понимаю, что это не так. Мы все еще находимся в комнате ожидания. Остальные члены семьи приехали через пару минут после Роби и Медведя. Мама сидит возле меня, положив руку на мою спину. Рене обхватила мое предплечье с другой стороны. Кларк мирно посапывает в моих объятиях. Папу и Роби мы отправили купить еду и кофе.
- Как только Келси немного поправится, приезжайте обе домой, - нежно говорит мама, посматривая каждую пару минут на двери ее палаты. Она переживает не меньше меня.
- Если доктора дадут добро и Келс не будет против, мы обязательно приедем, – соглашаюсь с ней и легонько целую Кларка в макушку. У него до сих пор не зажил полностью родничок и это мне напоминает о том, как хрупка человеческая жизнь.
- Мы убедим ее, - улыбается мама и протягивает руки, чтобы взять Кларка. Она единственный в мире человек, которому я сейчас соглашусь отдать его. И поскольку я больше не держу его на руках, мне надо двигаться по комнате.
Я снова подхожу к дверям операционной и смотрю через стекло. Вокруг Келс перестали активно суетиться врачи, и сейчас остались только один доктор и медсестра. Это хороший знак. Это значит, что скоро я смогу зайти к ней. Доктор делает пометку на диаграмме, а медсестра поправляет капельницу. Наконец доктор направляется к нам.
- Вы к мисс Стентон? – он все еще не дает мне войти к ней.
- Да. Как она?
- Она удивительно сильная женщина. Мы сейчас стабилизировали ее состояние и ожидаем, что она сможет поправиться довольно быстро.
- Слава Богу, - бормочу я.
- Но ей пришлось нелегко. Ее тело обезвожено и истощено. У нее сотрясение мозга, три сломанных ребра, сломано правое запястье и серьезно повреждено левое колено. Кроме того есть повреждения в районе печени и почек из-за того, что он избивал ее. Но я думаю, что при условии достаточного отдыха со временем она сможет оправиться от этих повреждений. Возможно, ей понадобится операция на колене, но мы сможем провести ее после того, как она немного подлечится.
- Я могу ее сейчас увидеть?
- Как только мы перевезем ее в палату. Ей дали снотворное, и она еще не вполне пришла в себя. Она может даже не понять, что вы рядом.
- Она поймет, - с уверенностью отвечаю я. Я сделаю так, что она поймет. Против своего желания я все же задаю следующий вопрос. – Доктор, была ли она изнасилована?
- Нет. Тест на изнасилование показал отрицательный результат.
Моя семья отправилась обратно ко мне на квартиру, чтобы передохнуть и сообщить остальным членам семьи радостную новость про Келси. Папа с пониманием отнесся к тому, что мне хотелось остаться с Келси наедине, и он сделал все возможное для этого. Обожаю своего папу.
Мы с Келс в ее палате. Она спит и даже немного посапывает во сне. Теперь это мой самый любимый звук в мире и будет таковым до конца моей жизни. Это означает, что она жива.
Я чувствую себя в ее палате как дома. И пусть только кто-то посмеет мне сказать, что я не могу находиться рядом с ней. Никогда не могла понять наше законодательство, которое не дает мне право быть рядом с моей партнершей в сложное для нее время. Блин, может это и неплохо, что мама является председателем комитета по однополым бракам. Если кто и может хорошенько вразумить наших законодателей, так это моя мама. Надо будет проверить, чтобы Роби как можно скорее подготовил медицинскую доверенность.
Снимаю пиджак и вешаю его на стул, а затем присаживаюсь возле кровати.
Беру ее здоровую руку, легонько целую и кладу голову на матрасе возле нее. Чувствую, как шевелятся ее пальцы, поглаживая мою щеку. Поднимаю голову – она смотрит на меня.
- Эй, Крошка Ру!
- Мне нужен отпуск, - с трудом выговаривает она и улыбается.
- Ты его уже получила, милая. Я знаю хорошее местечко для этого.
- Правда? Расскажи мне о нем.
Я улыбаюсь от радости, что могу просто поговорить с ней о разных пустяках.
- Это большое старое здание, которое окружают деревья с магнолиями. Летом, особенно в время дождя, этот сладкий запах витает повсюду. В доме есть удивительная кровать, набитая пухом, в большой светлой комнате на третьем этаже. Там же есть камин и балкон. А на кухне все время готовит леди с командным голосом, которая меня туда не пускает.
Келси шепчет:
- Потому что тебе там не место.
- Думаю, да. Зато там есть твое место.
У меня такое чувство, что меня переехал грузовик. Затем остановился, развернулся и переехал еще раз.
Пытаюсь понять, что болит больше – мое колено или запястье. Пожалуй, колено. Господи, как оно болит! Я ощущаю эту боль с каждой секундой, когда кровь проходит через раздутую область колена. Я не могу даже пошевелить им, даже если бы и хотела. Мне бы вообще никогда не хотелось бы шевелить им, раз оно так невыносимо болит.
У меня чешется нос. Не долго думая, я пытаюсь почесать его и чуть не получаю новое сотрясение мозга. Надо бы запомнить на будущее – не чесаться загипсованной рукой.
Смотрю на свою правую руку и запястье в гипсе. Когда-то я сломала руку в начальной школе. Тогда я спрыгнула слишком высоко с качелей и неудачно приземлилась. Но было прикольно, когда в течение пары дней все расписывались на моей руке. Это давало мне чувство сопричастности к коллективу.
Но в следующем семестре меня отправили в новую школу-интернат. Моя мать сказала, что та школа, где у меня были друзья, не отвечала ее высоким стандартам. Я ненавижу свою мать. И вовсе не удивлена, что ее сейчас нет рядом со мной.
За окном очень темно – из-за огней Лос-Анджелеса я не вижу звезд. Как я по ним соскучилась!
Не по голливудским звездам, конечно же.
Поворачиваюсь налево и смотрю на голову, которая покоится возле моей поясницы. Ее длинная рука перекинута через мои бедра, крепко прижимая меня к себя, как будто я собиралась куда-то уйти. Я не вижу черты ее лица из-за волос, заслоняющих обзор, но могу представить, какой беззащитной выглядит она во сне – как в Новом Орлеане, когда нас окружали люди, которых она любит. Ее губы слегка приоткрыты, и она чаще выдыхает через рот, чем через нос. Когда я однажды закрыла ее рот, она начала храпеть и проснулась. Это было так мило.
Свободными и неповрежденными пальцами левой руки я нежно откидываю ее волосы назад, чтобы увидеть лицо. Ее волосы шелковые на ощупь, а их темный цвет сливается с тенями в комнате. Боже, как она красива! Я не надеялась увидеть ее вновь.
Я думала, что она умерла.
От одной этой мысли, несмотря на очевидные доказательства обратного, на меня нападает приступ удушья. По щекам текут слезы, попадая в уши. Мне это не нравится, и я пытаюсь вытереть их, но снова чуть не ударяю себя. Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.
- Что случилось, Крошка Ру? Тебе больно? – спрашивает она, проснувшись, и придвигается поближе ко мне, чтобы утереть мои слезы.
- Я думала, что ты умерла, - снова чуть не задыхаюсь от удушающей волны эмоционального напряжения и всхлипываю, не в силах сдержаться.
Харпер начинает утешать меня, что-то невразумительно шепча, и с осторожностью заключает меня в объятия. Я хватаюсь за нее как утопающий за соломинку. Она – мое спасение.
Каким-то образом мне удается присесть и обвить руками ее шею, прижавшись к ней как можно ближе. Мои ребра побаливают из-за этого усилия, но я предпочитаю терпеть эту боль, лишь бы не разлучаться с ней.
- Ш-ш, милая, все хорошо. Я рядом. Даже в смерти я никогда не оставлю тебя.
Я плачу в ее объятиях, впервые за многие дни (или недели?) чувствуя себя в безопасности. Я уже не помню. Время потеряло свой счет, когда я была с ним.
С ним.
Я убила его.
Я знала, что надоела ему. Чувствовала это.
Все началось, когда я совершила безуспешную попытку сбежать мимо него. Он искалечил меня полицейской дубинкой и бил по моему левому колену до тех пор, пока оно не согнулось подо мной. Это было началом побоев. Их было бесчисленное множество, а боль стала постоянной и сводящей с ума.