- Всегда будет еще один шанс в следующем году, - пытаюсь излечить ее уязвленное самолюбие, нежно целуя ее.
- В следующем году Кристиан не будет играть с нами, - бормочет Роби, также передавая двести пятьдесят долларов Рене. – Мне бы хотелось знать, кто из вас двоих, - он переводит взгляд со своей жены на меня, - дал ему зеленый?
- Мы не скажем, - отвечает Рене, усаживаясь к Роби на колени, прямо как я к Харпер.
- Харпер, они обе сговорились против нас, - бормочет Роби.
- Ага, - улыбается та, обнимая меня за талию и проводя рукой по моему животу. С того момента как мы вернулись из клиники в среду Харпер не упускает ни малейшей возможности это сделать. – Правда здорово?
- Надеюсь, что если нам и суждено быть когда-либо обманутыми, то только ими, - соглашается он, целуя Рене.
- Вам и правда надо так скоро возвращаться в Нью-Йорк? – спрашивает Рене. Она протягивает руку к маленькому столику на веранде, берет свой стакан с холодным чаем, затем отпивает глоточек и предлагает Роби.
- Да. Мы уезжаем в субботу после обеда. На работу выходим в понедельник утром, но нам еще надо расставить всю мебель в квартире, - с легким вздохом сообщает Харпер. – Там начнется наша настоящая жизнь.
Я не очень уверена по поводу последнего утверждения. Именно здесь для меня началась настоящая жизнь, и мне она нравится. Не поймите меня превратно, возвращение в Нью-Йорк означает по-настоящему вернуться к работе, и я этому тоже очень рада. Но здесь мой дом. И я терпеть не могу уезжать из дома.
Только я собираюсь насладиться вкусом еще одного кусочка пирога из топинамбура, как в кухню заходит мама. Я замираю на полпути под ее неодобрительным взглядом и медленно кладу вилку.
- Мам, привет!
- Нечего тут мне «приветать», когда воруешь еду в моей кухне посреди ночи, - она берет мою вилку и откусывает кусочек пирога. – Почему это ты тут трапезничаешь, когда твоя девушка ждет тебя наверху в кровати? Или вы поссорились, сердце мое?
- Да нет. Я просто проголодалась.
- Наработала аппетит?
Я краснею.
- Мама! Перестань! – отодвигаю от себя тарелку. – Вы с папой хотите свести меня с ума на долгие годы.
- Извини, - отвечает она с ноткой юмора в голосе. Затем целует мои волосы и садится рядом за стол. – Так здорово, что вы обе дома.
Она произносит это таким тоном, как будто мы проводили ночной девичник.
- Дома всегда хорошо. Ты же знаешь это.
- Знаю, - она откусывает еще один кусочек от моей порции пирога и отпивает глоточек моего кофе. – Ну и что ты стараешься скрыть от своей мамы на этот раз?
Моего самообладания едва хватает, чтобы не выдать себя. Я встаю из-за стола, чтобы налить ей кофе, как она любит.
- Мама, я не знаю, что ты имеешь в виду.
Она фыркает с негодованием:
- Не вздумай врать своей маме. А теперь расскажи мне, что ты скрываешь от меня. Ты же знаешь, я все равно это узнаю.
- Ничего. Абсолютно ничего.
Мама начинает читать «Отче наш» на французском. Я знаю, что она очень сердита.
Ладно. Лучшая ложь всегда содержит толику правды.
- Мы с Люсьеном поссорились во время игры в покер.
Она прекращает чтение молитвы:
- И что он натворил?
Она все еще негодует из-за того пари, которое он заключил с мальчиками. Это было очень глупо с его стороны. Мама давно хотела, чтобы я наконец остепенилась и встретила хорошую девушку, - еще с тех пор, как она стала членом комитета по однополым бракам. И что он только себе думал, когда это замышлял – что она промолчит, когда узнает? Но все же он мой брат, и я не хочу рассказывать ей про Рейчел.
- Ничего нового. Все то же самое.
- Мне надо снова положить его на колено, чтобы отшлепать, как я делала, когда он был маленьким. У меня все еще сохранилась та ложка, - она кивает в сторону деревянной ложки, которой мы все боялись. Мои родители, несмотря на всю свою либеральность, тем не менее применяли к нам телесное наказание. Конечно, ведь нас было целых пять человек, и я не могу сильно винить их за это. Ложка при этом была самым страшным наказанием для нас.
- Нет, не стоит. Мы уладили наш конфликт.
- Скажи мне, если надо будет переговорить с папой. Даже не знаю, что творится с Люсьеном. Он всегда отличался от всех вас, - она качает головой и отпивает еще один глоток. – У вас четверых всегда присутствовал здравый смысл, чувство юмора, а вот Люк всегда был…
Пожимаю плечами.
- Я знаю, мама, но уже все хорошо, - упс, я не хотела, чтобы мама так распереживалась из-за моего брата. – Не волнуйся. Все хорошо. Я люблю Люсьена. Просто иногда мне бы хотелось, чтобы он знал, когда стоит прикусить язык.
Она обнимает меня, и нежно гладит.
- Вот видишь – всегда лучше, когда ты рассказываешь маме, что у тебя на уме.
Ох, мама, если бы ты только знала правду!
Понедельник, 8.00. Я сижу в офисе в качестве старшего продюсера передачи «Взгляд». Это уже не первый ознакомительный визит на телестудию, который мы совершили перед Карнавалом, а настоящий рабочий день. И что же я вижу на своем столе? Записку от босса, на которой четко и недвусмысленно, как раз в его духе, написано следующее – «зайдите ко мне, как только придете на рабочее место».
В 8.03 я стучу в его дверь.
- Кингсли, присаживайся, - указывает он на стул перед своим столом, не прекращая разговор по телефону и что-то выстукивая по клавиатуре. В таком же отрывистом тоне он наверняка ведет не только рабочие совещания, но и личные разговоры. Усаживаясь, я отмечаю про себя, что мой стул значительно ниже, чем его. Очень смешно. Мне нравится этот парень.
Пока у меня есть небольшая передышка, оглядываю его офис. Вокруг навалено множество газетных вырезок, папок и видеокассет. У этого человека ум похож на стальной капкан, а офис может вызывать зависть у целого поколения новичков в медиабизнесе. Отдав последние краткие распоряжения, он вешает трубку.
- Ладно, Кингсли. Давай кое-что обсудим между собой. Насколько я знаю, ты здесь по двум причинам. Первая – тебе повезло, что кто-то из идиотов-директоров впечатлился, увидев по тв, как ты рисковала своей жизнью, что мог сделать только человек с суицидальными склонностями величиной с Тихий океан.
Думаю, это самое длинное предложение, которое он произнес за всю свою жизнь.
Затем он продолжает:
- Этот идиотский поступок позволил тебе уйти из мира желтых новостей и придать себе налет респектабельности благодаря переходу в KNBC. Если конечно можно назвать респектабельной работу на филиал NBC.
Я скрываю улыбку. Кажется, у босса есть чувство юмора. Небольшое, правда, но есть.
- И вторая – твоя любовница сейчас боится выходить на улицу без тебя, хотя некоторое время назад в Лос-Анджелесе она очень успешно обходилась без тебя.
- Я бы не советовала… - делаю попытку возразить, но он опережает меня.
- Поэтому имей в виду, Кингсли – этот репортаж будет проверкой – для тебя и твоей девушки. А мы посмотрим, сможете ли вы обе справиться с такой задачей. Или же мы просто выбросили на ветер три миллиона долларов за вас обеих.
- Вы не выбросили, - возражаю я.
Он машет рукой:
- Вот и посмотрим. Этот случай намного сложнее. Парня обвинили в изнасиловании и убийстве девушки. Его должны казнить в этом году. И конечно же он заявляет, что невиновен. С того момента, как мы снова ввели смертную казнь, девяносто девять человек были объявлены невиновными перед приведением приговора к исполнению. Я хочу знать, не будет ли он сотым? Или же он просто больной ублюдок, как тот, который держал в заложниках твою девушку.
Келс больше чем просто моя девушка, приятель. Она прекрасный репортер и она сделает отличный сюжет, в этом уж можешь быть уверен.
- Ну что, вы сможете сделать такой репортаж, который бы объективно представил этот случай? Она сможет? В противном случае я назначу вас обеих на освещение президентской кампании. В частности – кандидата от республиканской партии. А после этого буду отправлять вас на каждое дерьмовое задание в течение года и сделаю все возможное, чтобы ваши контракты не были продлены.