Судья на утреннем заседании, симпатичный, спокойный с виду, с начинавшими седеть висками, дал ему два месяца в Детройтской исправительной тюрьме.
Невезения Райан нахлебался сполна. Пора выпасть хоть какой-то удаче. Сейчас должно начаться везение. Если ему хоть когда-нибудь должно повезти, то вполне возможно, что это случится теперь. Хорошо снова иметь машину. Хорошо разъезжать вечером, включив радио. Хорошо прикатить в "Бей-Виста", тормознув с разворотом перед конторой. Если ему начинает везти, надо поглядывать по сторонам, держаться наготове; в конце концов настанет момент – если все будет по-прежнему хорошо выглядеть, – когда придется сказать "да", взяться за дело и сделать, дойти до самого конца.
Кто сказал, будто это хоть чуть-чуть труднее, чем лазать по домам за телевизорами и мехами? Или труднее, чем войти в свою комнату?
Фрэнк Писарро сидел на его кровати, прислонившись спиной к стене, свесив ноги в потрескавшихся ботинках с загнутыми носками.
– Привет, Джек, как дела?
– Слезь с кровати.
– Ты чего? – Писарро приподнялся и сел на краю, свесив ноги, которые не доставали до пола.
– Откуда ты узнал, что я тут?
– Билли сказал. Ты чего?
– Я спрашиваю, откуда ты узнал, что я в этой комнате.
– Торчал тут один тип на улице, когда я пришел. Спросил у него.
– И он разрешил тебе войти и расположиться как дома?
– Нет, я ждал там какое-то время, потом думаю, может, ты спишь и не слышишь, толкнул дверь, она и открылась. Слушай, меня с работы уволили.
– Слышал.
– От Билли. Только про автобус он тебе не рассказывал.
– Фрэнк, увидимся в другой раз, ладно?
– Слушай, Камачо хочет, чтобы я вел автобус назад за те деньги, что я ему должен. Повел бы его, а свой грузовик бросил, ведь чертова дрянь все равно развалилась.
Райан постоял в нерешительности.
– Ну и хорошо, по-моему.
– Конечно, а как остальные домой доберутся? Не знаешь?
– В автобусе.
– Нет. Камачо говорит, мол, я не обязан везти их домой. А я говорю: да они ведь за это уже заплатили. А он говорит, я тогда бригадиром был, а теперь не бригадир и поэтому не обязан их отвозить. А потом говорит, вот если они согласятся заплатить моей автобусной компании пять сотен долларов и дать мне денег на самолет, тогда оставлю автобус тут.
– Да ладно. И они поверили?
– А что им делать? Скажут, что не согласны, Камачо их тут и оставит.
– А тебе какое дело? Тебя ведь уволили.
– Какое мне дело? Ведь это мои друзья.
– Да брось, Фрэнк!
– Я серьезно. Семь лет с ними работаю.
– Хорошо, а зачем ты ко мне пришел?
– Старик, мы же были друзьями, правда? Билли говорит, почему бы нам не занять денег у Джека? – Глаза Писарро глядели с его плоской открытой физиономии прямо на Райана.
– Пять сотен долларов?
– Билли сказал, у тебя есть. Говорит, если ты их потратил, легко можешь раздобыть еще денег.
– Где Билли?
– Не захотел идти. Понимаешь, просить тебя не хочет.
– А тебя это совсем не смущает?
– Слушай, я не прошу у тебя денег. Это Билли сказал. Я хочу их у тебя занять, мы все тебе отдадим.
– Думаешь, у меня есть пятьсот долларов?
– Нет, но можешь достать. Запросто.
– Если я одолжу тебе, что имею, ты мне все отдашь, да?
– Ты ж знаешь. Верняк.
– Когда?
– Когда приедем на следующий год.
– Приятно было с тобой познакомиться, Фрэнк.
– Старик, у нас же тут семьи. Как они доберутся домой?
– Отстань, видел я эти семьи в гробу.
– Тебя не волнует, что станется со всем этим народом?
– Ладно, Фрэнк, увидимся как-нибудь.
– Ладно, приятель, – произнес Писарро и медленно слез с кровати. – Тогда хрен с тобой.
Он прошел мимо Райана и открыл дверь; узкие плечи, штаны, обвисшие на заднице, клетчатые, поношенные, грязные, бесформенные, с прорезными карманами и модным эластичным ремнем.
– Постой минутку, – остановил его Райан. – Ты на грузовике?
– Я же сказал тебе, он сломался.
– Пойдешь пешком?
– Нет, черт побери, возьму напрокат машину у "Херца"[14].
Райан поколебался, глядя на Писарро, который придерживал дверь, но только один момент. Потом сказал:
– Пока, Фрэнк.
Писарро заметил перед офисом "мустанг". Проходя мимо, осмотрел машину. Было в ней что-то знакомое. Темно-зеленых "мустангов" полным-полно, но что-то еще про "мустанга" вертелось у него на уме. Он дошел до первой боковой дороги за "Бей-Виста", вывел свой грузовик из зарослей и направился к Джиниве-Бич с такой скоростью, на какую только была способна ржавая развалюха.
Но когда он добрался туда, бары и винные магазины оказались закрытыми, весь город закрылся на ночь. Чертов Райан!
Поджидая Джека и не найдя в его комнате выпивки, Фрэнк рассчитывал в Джиниве-Бич прихватить бутылку чего-нибудь – текилы или джина. Или красного. Если купить вина, останется еще несколько баксов. У него еще было четыре доллара и шестьдесят центов из сотни, которую Райан выдал ему в качестве его доли. Конечно, он ждал в грузовике. Только, черт побери, это его грузовик, и он его водит. В свое время еще рванет по дороге и прищучит этого Райана. Эй, старик, где моя доля? Не вшивая сотня долларов, а моя доля? Прищучит и растолкует. Райану повезло с Камачо, но это не означает, что всегда будет везти.
Ему никогда не нравился Райан. Он ему не понравился еще там, в Сан-Антонио, на бензозаправке. Стоял, подбочинившись, со своим рюкзаком, ожидая попутной машины. Оглядел их, когда они подъехали, автобус, фургон и два автомобиля, все с сезонными рабочими; потом немножко потолковал с Камачо и влез в автобус.
С того самого момента Райан ему и не нравится. С того самого момента, как Райан по дороге начал бегать по магазинам, где у них возникали проблемы с обслуживанием при закупке шипучки и всякой всячины для сандвичей. С того самого момента, как в каком-то городишке, штат Оклахома, они стали упрашивать служащего на бензозаправке, чтобы он разрешил им воспользоваться вонючей развалюхой умывальней и Райан возомнил себя большой шишкой, потому что именно ему удалось его уговорить. С того момента, как он начал болтать с Марлен Деси. Они еще не успели выехать из Миссури, как Райан сманил ее пересесть из грузовика в автобус. Еще кто-то, другая какая-то девушка вызвалась: "Фрэнк, я с большим удовольствием с тобой поеду". А он сказал, нечего ей делать в кабине грузовика, никто теперь с ним не поедет.
Камачо был прав, когда после приезда на огуречное поле заявил, будто Райан просто хотел прокатиться. Получил, что хотел, и ничего его не удержит, ни Марлен Деси, ничто другое. Просто использует грузовик. Потом использовал Билли Руиса. Он использовал всех, а как только получает то, чего хотелось, исчезает. Вот такой это тип, точно.
За Джиниве-Бич, на тянувшемся к югу хайвее, Фрэнк Писарро свернул на грязную дорогу, которая вела через поля к лагерю сезонных работников.
Чертовы огурцы. С огурцами покончено. Он мог собрать их в десять раз больше, чем эти чертовы парни, которых привезли из Сэйджино и из Бей-Сити. Но если им требуются вместо него пацаны, это их дело. Он немножечко перебрал с выпивкой начиная с субботы, почти сотню долларов ухнул, но и других от души угостил. Сотня ухнула, тогда как он должен Камачо четыреста пятьдесят долларов и вот уволен с работы. А отсюда до Сан-Антонио шестьсот семьдесят миль.
Но Райан не исчез. Господи, у него есть Райан. Надо только придумать, как ему сказать, чтобы он понял, и не оказаться при этом со сломанной челюстью. К примеру:
– Эй, Джек. Помнишь пивную коробку с бумажниками? Ты нам велел ее выбросить. А мы ее не выбросили, старик. Я ее кое-где спрятал.
Райан, конечно, что-нибудь ответит, а он тогда его спросит:
– Сколько ты мне отсчитаешь за эту пивную коробку, приятель? Чтобы ее никто никогда не нашел и не прочитал на ней твоей фамилии?