Touts will be shot…
Наконец в конце улицы появляется патруль – стандартный пеший патруль для белфастских улиц, десять человек. Они медленно идут по улице, по середине проезжей части, ощетинившись винтовками. Двое замыкающих и вовсе всю дорогу пятятся, прикрывают тыл – здесь любят стрелять в спину. Движение мелкими шагами, ствол винтовки отслеживает безмолвные окна, дети скрываются, едва завидев патруль, взрослые останавливаются. Каждый готов в любой момент открыть огонь – на движение на крыше, по подозрительному человеку, да просто так, чтобы заглушить рвущийся наружу ужас. Хотя здесь их единоверцы, они не чувствуют себя в безопасности, здесь вообще нигде нельзя чувствовать себя в безопасности…
Сейчас посмотрим. Краем уха я слышал, что на вооружении патрулей появились компактные устройства, подавляющие радиосигналы. Если это так и у этого патруля есть одно – я его просто пропущу. Ну а если нет…
Палец нажимает на кнопку дозвона сотового телефона – SIM-карта куплена уже давно, больше года назад, на подставное лицо, и по ней меня никак нельзя опознать. Еще один телефон стоит в устройстве, установленном под днищем старого «Ровера», припаркованного внизу на улице, тоже купленного на подставное лицо. Три мины «МОН-50» мне передали одновременно с огнеметом «Шмель»…
Есть!
Выворачивающий душу визг стальных осколков повисает над улицей, «Ровер», кажется, аж подпрыгивает, когда под днищем взрываются все три мины, поставленные так, чтобы зацепить осколками как можно большую площадь. Они и цепляют – почти нет дыма, не видно вспышки, зато миг – и семь солдат британского пешего патруля из десяти истекают кровью на проезжей части, мгновенно лишившись ног.
Touts will be shot…
Оставшиеся трое, конечно, должны поступать так, как предписано инструкцией – найти укрытия, занять круговую оборону и дождаться подкрепления. Но, во-первых, один из корчащихся в луже крови на асфальте – радист группы и рация у него. А во-вторых, бросить тех, с кем ты завтракал утром в столовке, истекать кровью на дороге – выше сил любого. Я бы не бросил. Трое оставшихся в живых уже не отслеживают то, что происходит вокруг, они бросаются к распростертым на асфальте фигурам в зеленом камуфляже. Я спокойно поднимаю винтовку, цели плохо видно из-за дыма, но все же видно.
Шлеп. Шлеп. Шлеп.
На винтовке глушитель, поэтому звук выстрела в этом калибре не слышен вообще. На каждом из солдат патруля бронежилет, но винтовка настолько точна, что позволяет укладывать пули ровно в ту точку на человеческом теле, какую ты хочешь. Винтовка – американская, развлекательная, производства Ruger, самая распространенная модель десять-двадцать два. Пуля этого калибра, несмотря на малый вес и малую энергию, на близкой дистанции очень опасна – она свинцовая, безоболочная и причиняет тяжелейшие ранения. Двое убиты чисто, в голову, третий дернулся, и пуля попала в шею – тоже не жилец. Мгновение – и трое оставшихся в живых падают на асфальт, окропляя его кровью, которой тут и так более чем достаточно.
Еще семь выстрелов, один за другим – негоже оставлять раненых мучиться на дороге. Все равно не выживет никто, так зачем добавлять им лишние минуты страдания. Семь выстрелов – семь трупов. Еще десять жертв на алтарь бессмысленной и беспощадной гражданской войны…
Touts will be shot…
Винтовку я кладу в кучу хлама, осторожно выдергиваю чеку гранаты. Если сюда поднимется неопытный человек, его ждет сюрприз. А если и опытный – без разницы, на винтовке отпечатков пальцев нет, даже заряжал я ее в перчатках.
Спускаюсь – очень хорошо, что в старых домах есть черный ход для прислуги. Потому-то я и выбрал это место и этот дом. Дверь я заблокировал внизу, поскольку, если мне повстречается гражданский, его придется убить, а я не убийца и не террорист. Все мои цели являются либо полицейскими, либо военнослужащими, которые взяли в руки оружие, встали под британский флаг – и поэтому, по правилам войны, являются моей законной добычей. Я с полным правом могу назвать себя диверсантом, солдатом на войне. Войне тайной, необъявленной, но тем не менее. Нам тогда тоже ничего не объявляли – просто пришли и начали убивать.
Двор – темный, сырой, из окон почти ничего не видно, особенно если знаешь, как нужно идти. Если и увидит кто, потом не сможет дать описание, обычный человек, роста выше среднего, усы и густая борода, очки, ничем не примечательная одежда. Да и не любят здесь откровенничать перед полицейскими – как с той, так и с другой стороны…
Двор, за ним еще двор, дальше скрытая стоянка с автоматической системой пропуска – скормил автомату купюру и все. Телекамеры я вывел из строя – подцепил маломощную хлопушку.
Вот и моя машина – темно-серый «Форд-седан», неприметная, но с очень мощным двигателем, куплена подержанной. Двигатель отзывается мурлыканьем, но при необходимости это мурлыканье перейдет в грозный рев. Отцепляю грим, привожу себя в порядок – все элементы грима я выброшу в мусорный бачок по дороге. Костюм и так сойдет, а плащ придется сжечь. Уличных камер видеонаблюдения опасаться не стоит – их разбивают и протестанты, и католики, в городе не осталось ни одной. Даже дешевые камеры наблюдения на магазинах, которые устанавливают по требованию страховых компаний, и те разбивают.
Выруливаю на улицу, скармливаю автомату пару фунтовых купюр, чтобы меня пропустили. Сопровождаемый недобрыми взглядами – такие, как моя, машины обычно использует полиция – качусь на небольшой скорости по протестантскому кварталу. Заполошно надрывается рация – общий сбор, ЧП. Мимо пролетают одна за другой три кареты «Скорой помощи» – хотя там им делать уже нечего – только констатировать смерть.
Touts will be shot…
Покатавшись по улицам – надо выждать для правдоподобности минут десять, – достаю из бардачка сирену, ставлю на крышу. Истерический вой сирен давит на мозги, резкий удар о металл – кто-то бросил в «полицейскую» машину камень. Машин на улицах мало, перед завывающим сиреной «Фордом» уступают дорогу все – без исключения…
А вот и оно – место происшествия. Залитый кровью асфальт, распростертые на нем тела… Глаза слепнут от синих всполохов десятка мигалок, раздраженный бобби [11]натягивает яркую, сине-желтую ленту, ограждая место происшествия, еще двое прогоняют зевак – нечего тут делать. Репортеры уже тут – затворы фотоаппаратов работают непрерывно, пленки никто не жалеет – хотя их и оттеснили метров на тридцать. Сегодня в новостях будет аншлаг…
Оглядываюсь в поисках своих – ага, вон и носатый белый фургон ВМС без каких-либо опознавательных знаков полиции, около него – группа людей в штатском, суперинтендант Риджвей расстелил какие-то бумаги на коротком удобном капоте, дает указания. Спокойно пробираюсь через толпу, сую под нос полицейскому, стоящему у ленты, свое служебное удостоверение…