Входная дверь открылась. Появился Антуан, руки в боки, весь красный и в поту. И лицо такое страдальческое. Я подумала: а только ли из-за физической нагрузки? Сможет ли он продержаться до вечера, до завтра. Я же чувствую, как он посыпался с тех пор, как папа умер, с тех пор, как стало известно о его болезни и о том, что она неизлечима. Мама тоже это заметила.
– Надо бы приглядывать за Антуаном, – сказала она мне. – Он не такой крепкий, как кажется. По виду не скажешь, всегда такой подвижный, позитивный, деятельный, но на самом деле он из вас троих самый хрупкий. Наверное, в меня пошел. Знаешь, странное дело, но, по-моему, Поль в конечном счете больше всех похож на отца.
Тогда я не обратила внимания на эту странную фразу. Подумала только: “А я? А я здесь с какого боку? Я-то где? Я делала все, что мне велели. Я ни разу не закатила скандал. Ни разу не рассердилась, не обиделась. Никогда ни с кем не спорила. Никогда ничего не просила. Ни разу не сбилась с пути. Но теперь, первый раз в жизни, готова слинять”.
Я взглянула на Сашу и девочек, они взбирались по лестнице. При мысли о том, что нас ждет, у меня перехватило горло. Они на всю жизнь обидятся, что я разбила семейную ячейку. Отделилась. Сделала их отца несчастным. Обрекла их на это все – на крики, на разрывы. Они будут ненавидеть меня за то, что я ушла от их отца к другому мужчине. Что предпочла свою задницу нашей семье. Что предпочла свою задницу их комфорту и счастью. Я тут плевалась на родителей Стефана, а сама ничуть не лучше. Я тоже больше всего на свете люблю себя. И ставлю себя выше всех остальных.
Антуан рухнул на стул. Он с трудом переводил дыхание. И смотрел с кривой усмешкой, как Поль наливает себе кофе и откусывает кусочек хлеба.
– Надо же… ты еще здесь? – пробормотал он.
– Тебя это удивляет?
– Ага. Немножко. Маму видел?
– Пока нет. Вернее, с утра не видел. Просто столкнулся с ней ночью мимолетом. А, ну вот как раз… легка на помине.
Я обернулась. Мать стояла в дверях кухни, явно взволнованная, со слезами на глазах. Как давно мы у нее не были все вместе. Я вдруг рассердилась на Поля: зачем он украл у нее все эти годы? Такая простая радость – видеть троих детей под своей крышей. Как раньше. Я взглянула на часы. Она только что встала. До сих пор спала, такая редкость. Даже не верится, что такое бывает. Я подумала: как будто она хотела, чтобы этот день вообще не начинался.
Она села рядом с Полем. Не сводила с него сияющих глаз. Я отлично видела, как мрачно глядит на них Антуан. Наконец он не выдержал и резко бросил:
– Ладно, я в душ.
– Ой, может, подождешь чуть-чуть? – сказала мама. – Вы так редко здесь бываете все вместе. Когда вы в последний раз тут собирались? Видел бы отец, вот бы порадовался…
Я стиснула зубы. Антуан тоже. Зубы я стиснула не из-за себя, из-за него. Все время так. Ничего не могу с собой поделать. Это что-то генетическое: мне больно, потому что я чувствую, что больно ему. А мне самой разве не бьет по нервам, что мама такое говорит? Как будто мы с Антуаном виноваты в том, что наша семья пошла трещинами. Как будто мы, братья и сестра, поссорились. Как будто речь о ревности или злопамятности. О том, кто любимчик, а кто как не родной. Обычное дело между братьями и сестрами. Как будто все это не про отношения Поля с родителями. В первую очередь с отцом. С каких пор у матери в голове все так сместилось? С каких пор разрыв Поля с папой, из-за которого собираться всем вместе в этом доме стало немыслимо, превратился в несовместимость характеров, мнений, или что там мать себе навыдумывала, между братьями и сестрой? Но может, я домысливаю. Может, она так расчувствовалась, что неудачно выразилась.
Антуан послушно сел. Мать молча смотрела на нас. Можно подумать, хотела насмотреться впрок. Как будто эта сцена никогда больше не повторится. Но ведь папа умер. И именно поэтому, “благодаря” этому мы наконец собрались все. И теперь ничто не мешает этому повториться. Наоборот: мама теперь будет жить одна, в это трудно поверить, не могу представить ее в обычной жизни без папы, надо будет, наверное, со временем придумать что-то другое, продать дом, устроить ее в какой-нибудь пансионат, там у нее будет с кем поговорить, и медицинская помощь в случае чего, но пока нам с Антуаном придется навещать ее вдвое чаще. И даже Полю, если он соберется. Если у него будет время. Но с ним вечно одно и то же, его время имеет не такую ценность, как наше, я сама иногда это допускаю, уж не говоря о маме, она всегда боялась ему “надоедать”, все время оправдывала его отсутствие, твердила: “Его тоже нужно понять. Он так занят”.