— А как у вас с Хансом?
Петра вздохнула.
— Как? Как и с чисткой аквариума. Я просто беру тряпку и принимаюсь за уборку.
Мы с Гудрун расхохотались. Петра посмотрела на нас и тоже засмеялась. Такими — хохочущими — нас и нашел Свен.
— Привет, старушки! — пошутил он и исчез в доме.
Петра вытерла глаза и посмотрела на меня. Я поняла, что хотя ни Гудрун, ни Петра не задали вопрос, они ждут от меня ответа.
— У нас со Свеном все в порядке, — заверила я, и подруги оставили меня в покое, не уточняя подробности. Они поинтересовались, как дела у Сюзанны.
— Мне кажется, лучше. Развод был для нее ударом, она не ожидала, что что-то подобное может случиться. Что Йенс, ее муж, встретит другую. Она верила, что стоит приложить определенные усилия, и брак будет идеальным, и не слушала моих советов. Но так не бывает. Хуже всего, что он лгал ей. Не то, что он полюбил другую, а то, что так долго это скрывал. Она ненавидит ложь, и мне так и не удалось приучить ее к мысли, что мир полон лжи.
Петра улыбнулась.
— Я помню, как сидела с ней, когда она была маленькой. Ты тогда нашла эту работу в бюро путешествий и ездила туда на электричке. Сюзанна была просто очаровательная. Пухленькая, тепленькая, как свежеиспеченная булочка. У нее был такой животик, что я просто не могла удержаться, чтобы не погладить его. Но она уворачивалась всякий раз, когда я пыталась ее обнять. «Нет, нет!», — кричала она. И была такой замарашкой. Стоило надеть ей чистое платьице, как она тут же его изгваздывала. А как она любила купаться! Даже в холодной воде. Просто подходила и опускала голову в воду, как утка, будто искала что-то на дне, а потом резко вскидывала, обдавая меня фонтаном брызг. А вот моим детям никогда не нравилось мыться.
Петра, старая добрая Петра, тогда она была без работы и охотно помогала мне с Сюзанной. А Гудрун… Она видела, как растет у меня живот, и ни говоря ни слова, брала на себя всю тяжелую работу в пекарне. Мои верные подруги. Мы знаем друг о друге все и в то же время ничего. Мы столько пережили вместе. Но все равно остались одинокими.
Я посадила свою первую розу через несколько дней после того, как закопала маму в саду. Это была «Реасе». Джон высыпал прах своей погибшей возлюбленной на розы, теперь была моя очередь вырастить «розу мира» на том, что мешало миру в моей жизни. В нескольких милях от нашего дома были теплицы, один из работников помог мне найти сорт «Реасе» и рассказал, как выращивать розы. Я купила и другие сорта по его совету и преданно ухаживала за ними. Вскоре «Реасе» распустила свои чудесные бутоны, и мы с Сюзанной, родившейся тем летом, могли наслаждаться ее ароматом. Цветки были большие, пышные, желтовато-розовые, и я была счастлива, что мне удалось вырастить такую красоту. Ухаживая за розами, я говорила с мамой обо всем, о чем нам никогда не удавалось поговорить, и она отвечала мне все новыми прекрасными бутонами. Ее ответы утопали в аромате роз. Это казалось мне забавным: теперь она могла говорить что угодно, ее слова все равно превращались в розы. Она попала в ловушку. Чудовище, укрощенное Красавицей.
Папа приехал через несколько дней после того, как я похоронила маму, и я рассказала ему все, кроме того, чем закончился ее визит. По версии, которую я озвучила папе, мама села в такси и отправилась в аэропорт, чтобы улететь в Лондон. Думаю, ему было все равно. Зато новость о том, что он мне не настоящий отец, его просто ошарашила, и он тут же бросился выяснять правду. Сегодня все легко определилось бы при помощи теста на ДНК, но тогда все было куда сложнее.
Нам с папой пришлось поехать в Гётеборг и сделать много анализов, прежде чем нам сообщили результат. Сравнение моей и его группы крови показало, что он не мог быть моим отцом, а значит, то, что сказала мне мама, не было злой шуткой. Это была правда. К тому же, папа подтвердил, что все происходило именно так, как она рассказывала. Они встречались совсем недолго, потом она вышвырнула его, как ненужную старую вещь, и он пытался найти утешение в объятиях другой женщины, но безуспешно.
— Когда твоя мама вошла в ресторан, я понял, что готов на что угодно, лишь бы вернуть ее, — признался он с горечью. — А потом она сказала, что я буду отцом и что она хочет быть со мной, и я был на седьмом небе от счастья. Мне и в голову не приходило заподозрить неладное. Как же я был наивен, Ева. Столько лет жил с ней рядом, видел, как она себя ведет… Я должен был хоть раз спросить себя, а мой ли это ребенок. Но мы, люди, верим только в то, что хотим верить. Я был влюблен в нее. Влюблен до безумия. А когда ты родилась, я и помыслить не мог, что ты можешь быть чужим ребенком. Ты всегда была только моей.