— Нам необходимо внести ясность по трем пунктам. Первое, почему вы решили обратиться именно ко мне и как узнали меня среди вчерашних посетителей вашего ресторана. Ведь, если мне не изменяет память, мы до сегодняшнего дня знакомы не были.
— Это несложно. — Шубарова сдержанно улыбнулась. — Вам ничего не напоминает такое название — «Нарцисс»?
Наповал! Она меня сразила! Мне даже показалось, что я на мгновение потеряла контроль над собой. Во всяком случае, в глазах Шубаровой промелькнуло торжество.
«Нарцисс». Несколько месяцев назад, летом, я там била рожи трем хамам, и во время этой драки погибла моя знакомая. А бармена звали Ашот. Ашот Мамедов. Все, вспомнила!
Убийство проститутки для… рекламы фирмы. Фирма называлась «Сирена». Расследуя это дело, я крепко наступила на мозоль милиции. Да, дело о рекламной паузе. Так я его называла для себя.
— Я вижу, вы вспомнили. Владелец «Нарцисса» — мой хороший знакомый. Да мы все, пищевики, знаем друг друга. Бизнес-то один. Так вот, в этом баре вы ловко отбрили одного, извините, мента. Старшего лейтенанта.
Я, не мигая, смотрела на Шубарову безмятежным, но неподвижным взглядом. Эти пищевики знают друг друга и вообще много знают. А того мента я не отбрила, а только кое-куда послала, разница есть. Сразу после драки и убийства моей знакомой. И так послала, что пошел он по этому адресу, не возражая.
— На владельца «Нарцисса», — продолжала Элла Владимировна, — это происшествие и ваши действия произвели такое впечатление, что он заинтересовался вами и вскоре установил через знакомых, что у нас в Тарасове по частному розыску Татьяне Ивановой равных нет. А дальше, Танечка, все по поговорке — «Худая слава камнем лежит, а добрая — впереди бежит».
Шубарова развела руками и рассмеялась.
Что ж, все понятно. Хотя поговорку она переврала.
— Я ответила вам?
Ответила она. Ответила и даже огорчила. Излишняя известность может осложнить мне жизнь.
— Хорошо. Второе. Предположим, по третьему пункту мы договорились, и я взялась за ваши дела. В этом случае я просила бы не вмешиваться в мои действия и не пытаться их контролировать.
Я остановила ее протестующий жест.
— Прошу помнить, что даже лишний контакт со мной может, при определенных обстоятельствах, повредить ходу дела.
— Глупо вмешиваться в то, о чем не имеешь представления, — ответила Шубарова. Что ж, здравая точка зрения.
— Третье. Сумма гонорара.
— Пятьдесят тысяч долларов или триста тысяч в новых деньгах. Сумма, названная шантажистами.
Я невольно улыбнулась и присовокупила:
— И Станислав остается на свободе, в добром здравии и с чистой репутацией. Чем тогда я отличаюсь от шантажистов?
— Тем, что у нас будет абсолютная уверенность в выполнении этих условий и в отсутствии повторных «наездов».
Этот ответ меня удовлетворил, и я согласилась на пятьдесят кусков «зеленью», оговорив, правда, что эта сумма — расчетная, и накладные расходы в нее входить не будут. Мадам, видимо, не ожидала от меня такой хватки и проводила слегка удивленным взглядом поверх любезной улыбки.
Теперь еще Стас. Куй железо, Танечка.
Возле лестницы, у самой двери, зеркало во весь мой рост. Я остановилась напротив, вгляделась и, «отпустив» мысли восвояси, подняла в себе образ волчицы. Зрачки едва заметно, но сразу же замерцали оранжевым, недобрым пламенем.
Все в порядке. Есть еще порох в пороховницах.
Будь здорова, Ведьма!
Отражение улыбнулось в ответ, и я неторопливо затопала вверх по ступеням.
Станислав встретил меня в уютном холле с большим, темным сейчас, окном на потолке.
— Вот теперь я вас знаю, Татьяна Иванова! — проговорил он вместо приветствия. — Расспросил матушку.
Шатен с большими, влажно блестящими глазами. Возраст двадцать два — двадцать пять, не больше.
— Никогда не встречался с настоящим частным сыщиком. Да еще дамой.
— Детективчики почитываете? — подхватила я в тон.
— Балуюсь на досуге.
Глаза его обежали меня всю — сверху вниз и снизу вверх, и я видела, что произвожу впечатление. Не скажу, что это было мне неприятно. Высокий, правильные черты лица. Тело, правда, несколько рыхловато, но в целом — породистый, хорошо ухоженный экземпляр. Имеет смысл проверить, поддается ли он внушению. Должен, если не будет этого ожидать заранее. Со слов Шубаровой, он скрытен. Попробую внушением повысить его уровень контактности, облегчу себе существование.
Он предложил мне сигарету и после моего отказа бросил пачку на широкий, низкий подоконник. От выпивки я тоже отказалась.
— Как насчет нескольких вопросов? — осведомилась я.
— Ясно, — он медленно кивнул, — дружеская беседа вас не устраивает, и вы переходите к делу.
— Время позднее, — ответила я любезно.
— Тогда, может быть, перенесем встречу на более удобное для вас время?
Я ясно почувствовала, как во мне насторожила уши волчица.
— Вы так торопитесь расстаться?
Я произнесла это низким, грудным голосом.
— Нет! Что вы!
Ответ растерянный. Явно не ожидал от меня такого. Момент — и он восстановится.
— Вам нужна только дружеская беседа?
Я легко коснулась его руки, поймала глазами взгляд и больше не отпускала.
— Нет, — с расстановкой и невыразительно, — вовсе нет.
— Согласитесь, что и недружеские беседы могут быть очень полезными.
— Соглашаюсь.
Он начинает производить впечатление задумавшегося и отвечающего почти автоматически. Может, хватит? Не переборщить бы, наживу врага. Глаза в глаза — уже хорошо для первого раза. Взяла его ладонь в свою и тихим голосом медленно произнесла:
— Недружеские беседы могут быть еще и успокаивающими, обволакивающими покоем и тишиной. Не так ли?
Он почти прошептал:
— Да.
У него начали дрожать веки, взгляд заметно отупел. Начиналось расслабление.
Волчица, поскуливая, просилась наружу. Да, сейчас самое время перейти к шоковому воздействию. Сопротивляться он не способен. Даст ответ на любой вопрос. Но только сейчас. Этот мой «наезд» оказался для него неожиданным и потому успешным. Примени я сейчас шок, в следующий раз он будет настороже. А настоящие вопросы к нему у меня еще не созрели.
— Недружеские беседы могут приносить удовольствие, оставляя после себя желание повторить их. Правда?
Он прикрыл глаза, кивнул.
— Смотри мне в глаза, Станислав!
Он подчинился, и я осуществила волевой посыл — максимально сосредоточившись, мысленно связала его, мужчину, и себя, женщину, в единое целое и по этому единству, как по каналу, направила к нему теплую волну доброжелательности.
— В дальнейшем мы будем рады беседовать друг с другом. Мы хорошие люди. Мы рады нашему знакомству. Мы рады друг другу. Мы рады, но сегодня устали. Мы сегодня пораньше ляжем спать. Мы ляжем спать и будем видеть приятные сны. Мы будем видеть сны друг о друге. Мы друг другу приятны. Нам приятно будет увидеться вновь.
Голова его покачивалась, мышцы лица расслабились настолько, что слегка приоткрылся рот. Я осторожно отпустила его руку, едва заметно отодвинулась. Этот неожиданный сеанс — первый мой успех в деле Шубаровых.
— Станислав! — пропела я как можно музыкальнее. — Станисла-ав!
Он встрепенулся, огляделся.
— Что? Что случилось?
— Вы задумались, Станислав! — И, тихо рассмеявшись, я поднялась с места.
— Мне пора.
— Но мы же ни о чем не поговорили!
— Зато как приятно провели время.
— Приятно!
Он был заметно утомлен, но нашел силы проводить меня до лестницы.
— Вы удивительное создание, Татьяна Иванова!
Я попрощалась с ним улыбкой.
Внизу мне попалась на глаза женщина, которая впустила меня в дом. Судя по всему, она слышала последние слова Станислава и взглянула на меня с интересом.