‒ Я говорила, что такое терпеть нельзя!
‒ Не припомню, но не важно, ‒ вздохнула в ответ. ‒ Жаль девчонок.
‒ Аня пока жива, болевой шок только, ‒ Мелл посмотрела на лежащую без сознания.
Отряхнув биту, она протянула руку к Таньке, требуя освободившуюся тряпочку.
‒ Свою пора заиметь, ‒ передавая лоскуток, походя заметила подруга. ‒ Сейчас посмотрю, что можно сделать. Нам важно оставить следы. И много.
‒ Зачем?
‒ Пока не хочу знать, но так должно быть.
Танька высмотрела хорошую возможность и сразу приступила к делу. Убрала смерть, как результат. Исцелила руку Ане. Вытащила ненужный металл из тел Сони и Кати. Залечила им раны. Специально оставленные, рубцы на теле должны были исчезнуть через месяц. Заодно вылечила Соне зубки и убрала разрастающиеся опухоли у Кати.
Трупы и куски врагов переместила в автобус. Следом запихнули получившего травму думалки предводителя. Деньги покойникам решили не оставлять: так можно будет купить больше мороженого и конфетки впридачу.
‒ Что ты хочешь изменить? ‒ усевшись на газоне и обхватив рукам поджатые коленки, Танька глядела на спящих пока девчонок. Реальность замерла в ожидании.
‒ Хочу! Всё изменить! Не знаю я, что хочу, ‒ обиделась на себя Мелл. Переживая, она взад-вперед расхаживала перед Танькой. ‒ Но так это оставлять нельзя, ‒ прозвучал веский аргумент.
‒ Ты видела, почему они пошли за нами?
‒ Да! Месть. Серьезно всё, на уровне ненависти.
‒ Не просто месть, Мелл, ‒ Танька поджала губки и покачала головой. ‒ Они считают всех взрослых врагами. Только взрослый способен силой и хитростью отнять у ребенка маму, лишить его защиты и бросить плакать в одиночестве. Заметь, почти всех таких детей забирали силой…
‒ Вижу, вижу. С-суки! Арестовывать в школе во время уроков, чтобы не сбежали! Я этим скотам устрою! ‒ она рубанула воздух оказавшимся в руках ивовым прутиком.
‒ Каким именно? ‒ вздохнула Танька. ‒ Там не все такие.
‒ Какая разница?! Уничтожать нужно за такое всех!
‒ Вместе с детьми и внуками? Как в Реальностях Детской Мечты? Или вернее называть их Реальности Детской Жестокости?! ‒ Таньку прорвало.
‒ Тогда не знаю… ‒ Мелл умела думать. Но излишняя эмоциональность иногда мешала шевелить мозгами.
‒ То-то же! Сделаем так, как эту ситуацию подсознательно воспринимают дети. Я лучше ничего придумать не могу. Ты как?
‒ Давай, ‒ остановившись, пожала плечами в ответ. ‒ Так хоть только причастные будут наказаны.
‒ Это не наказание, ‒ поднимаясь и отряхивая пыль с мягкого места, улыбнулась Танька. ‒ Это будет почетная обязанность!
Часть 39
Проснулись девчонки сразу, но, по обыкновению, продолжали лежать с закрытыми глазами. Только отсутствие привычного матраца заставило, наконец, начать шевелиться.
‒ Я не поняла, ‒ одновременно выразила свое отношение и задала вопрос Аня. Она села на пыльном потрескавшемся асфальте и зажмурилась от света.
Танька и Мелл сидели на куске сохранившейся ограды чахлого газона и с улыбками наблюдали ухищрения Катьки и Сони. Девчонки изо всех сил пытались продлить сон, боясь лишний раз пошевелиться. Привычка брать по максимуму вырабатывалась вместе с опытом выживания.
‒ Что ты сделала с их родственниками? ‒ продолжая наблюдать за Анькой и двумя маленькими хитростями, поинтересовалась Танька.
‒ Сюрприз! Позже проявится, когда мы уйдем, ‒ Мелл, всё еще вертевшая в руках прутик, тоже предпочитала наслаждаться зрелищем второго рождения. ‒ Здорово, что мы такие!
‒ Эгоистичные? Да, это здорово, ‒ сказанное было оценено по-своему. Сцепив руки между коленками поставленных на нижнюю перекладину забора ног, Танька старалась впитать в себя радость момента. На постепенно приходящую в себя Аню внимания не обращали.
‒ Почему это? ‒ не оценила сарказм подруга. ‒ Наоборот! Мы справедливые.
‒ Ой, не наговаривай, ‒ отмахнулась ладошкой, не глядя на собеседницу. ‒ У каждого своя справедливость.
‒ Многие в этом мире считают таких детей обузой, отбросами общества и неизбежной выбраковкой рода человеческого, ‒ начала заступаться Мелл.
‒ И чья справедливость перевесит? Тех, кого больше? Или меньшинства, подобного Игорю? ‒ Танька, наконец, повернулась к Мелл. ‒ Он считает, что справедливо вернуть детство и веру в любовь. Простую родительскую любовь. Или наша? Мы сделали его убежденность наказанием для всех, кто издевался над этими детьми. Ну? Что скажешь?
‒ С тобой страшно разговаривать, ‒ шутливо отшатнулась подружка.
‒ Так и должно быть, я же дьявол, ‒ сквозь маленький просвет между домами, Танька грустно посмотрела вдаль.