«А еды у нас и нет больше, — напомнил хищник.»
«Сейчас обувь запасную приобретем и сразу за вкусностями двинем, — пообещала хозяйка.»
Танька не ограничилась парой кед. Обзавелась одной красивой, но непонятной вещицей: на ней была готовая забавная надпись. Прихватила несколько топиков и шортики, разжилась парой спортивных штанов и футболок, и только тогда направилась в сторону пригорода.
«Все равно здесь весело, — сумки велорюкзака были почти пустые и педали крутились легко.
И красиво: видишь, как все разукрашено, — восторгалась Танька.
И плевать, для кого создают красоту, приятно смотреть — вот и здорово! — поддержало Альтер Эго.
Так и нужно оценивать: нравится или нет. Сами же учили Дакси быть честным!
Странное чувство, правда?
Я, кстати, поняла твой хокку…
Ура! Идем за жрачкой! Вот магазин, тормози.»
Кроме консервов и воды, Танька не удержалась от полезного меда. Зато из ненужного заграбастала круг дивно пахнущей колбасы, две банки варенья и продолговатые фрукты неизвестного вкуса. Пришлось имитировать огромные усилия по перетаскиванию покупки к велосипеду.
«Мы как это все съедим? — недоумевала Танька.
Лучше спроси, как мы это делить будем, — увидело очевидное подсознание.
Это с кем? — не совсем поняла себя.
Слышишь, как Лютый слюнки глотает?
Так! Я тоже колбаски хочу! Лют, имей совесть!»
«Совесть у помощника дьявола?.. — задумался котенок. — Только больше никому не говори, хорошо?»
«Можно подумать, у меня, кроме тебя, есть собеседники, — вес в сумках был распределен, оставалось вопросительно посмотреть на помощника.»
Часть 11
Мешать творческим порывам чужой юности Танька не хотела. Решила поставить свою палатку в стороне от стойбища молодняка, на невысоком берегу местной реки. Бор без подлеска, запах цветущей травы и негромкие птицы, — дивное место. Собрать здесь валежник для костра оказалось непросто, пришлось углубляться в лес и на хрупких детских плечиках тащить к стоянке большой ствол.
«К этой колоде да дровосека… — пыхтела Танька.
Мы сейчас быстро управимся, вот увидишь! — оптимизму Альтер Эго можно было позавидовать.
Цепной пилой-то? Карманной? Не смеши меня.
Я тебе покажу: ставим бревно вертикально…
Ты что задумала?!»
Выброс энергии произошел бы и без слов присоединения[2]. Но, на свою беду, Танечка хотела красиво нарубить дров: от удара маленького кулачка бревно разлетелось щепками в разные стороны. Ствол живого дерева, которое использовалось как испытательный стенд, упал в обморок, переломившись под натиском инфантильной удали.
«И зачем испортила? — спокойно интересовалась у себя Танька.
Я руку испачкала, дай платочек, — не поняло Второе Я.
Я тебя этим платочком сейчас придушу!
Ты чего?
Сначала до палатки нужно было дотащить!
Ой…
Пойдем за новым, чудо!»
— Чего это она расшалилась? — технику было весело от увиденного.
— Тренируется. Перед встречей с нами, — еще веселее отозвался оператор.
— Я серьезно.
— Хочет попробовать весь свой арсенал, наверное. А он огромен, — оператор задумчиво поджал губы.
Подумав, Танька решила больше не напрягаться. Сгребла телекинезом крупные части будущего костра в поленницу и заставила их левитировать до своего бивака. В последний момент присоединила телекинезом поваленное случайно дерево, и оно, ломая ветки, тащилось волоком вслед за юной лесоповальщицей.
В отсутствии хозяйки Лютый словил себе ужин — крупного зайца. Когда Танька разделала для него добычу, от обиды на себя не осталось и следа.
«Работа ножом успокаивает, — думала девочка.
Да, а тех, кого не успокаивает — делает добрее, — согласилось Альтер Эго.
А если по-хорошему не добреет — снова ножом!
Ну ты и кровожадина. Мы купаться пойдем?
Можно, светло еще.
Давай, и эту штуковину опробуем заодно!»
«Этой штуковиной» оказался черный закрытый купальник. Надпись, из-за которой он попал в любопытные руки, гласила: «Плавать — так с русалками, бегать — так с единорогами». Раньше Танька не испытывала необходимости в подобных одеждах, но любовь к призывам и девизам жила в ней рядом с любовью к очкам, ножам и бегу.
Резвилась в воде долго, сначала с мохнатым защитником, затем — в одиночестве, изображая то дельфина, то акулу, извивалась муреной и носилась рыбой-парусником, высоко выпрыгивала и без брызг входила обратно. Удовольствие завершилось, когда Лютик уже почти высох.
— Красиво плаваешь, — на берегу Таньку поджидала парочка нехорошо ухмыляющихся недорослей. — Может, и нас научишь? Как раз вечер, никто и не заметит… — у говорившего в руках была палка, очень удобная, будто специально вырезанная. Это не мешало ему расстегивать на себе рубашку.