— Надо найти к парню правильный подход — и все получится, — мрачно произнес Парлан. — Не забывай, что кроме коня он еще без ума от своего брата.
— Это так, но не станешь же ты вредить его брату?
— Этого мы не станем делать, Лаган, — согласился Парлан, обращаясь к своему приятелю, — но вот парни этого не знают и ждут подвоха. Не секрет, что обо мне рассказывают всякие гнусные небылицы. Люди убеждены, что я жарю и ем младенцев, а потом еще ковыряю между зубами их косточками. — Парлан усмехнулся и повторил со значением:
— Ничего дурного я парням не сделаю, но младшенький поверит, что я замыслил нечто подобное, — ручаюсь!
— А мне кажется, что лишать мальчишку любимой лошади — это жестокость, — вставил Малколм.
— Должен же я поддерживать свою репутацию, как ты думаешь, Малколм? По этой причине я просто не имею права лишить себя такой роскошной добычи. Чую, что этот жеребец резвый и силы ему не занимать. Кроме того, он на редкость умен — подумай только, какое он может дать потомство! Я уже сейчас прикидываю, какую кобылицу поставить рядом с ним в стойло.
— Ну что ж, — произнес Малколм и приблизился к коню, чтобы его расседлать, — дело твое, Парлан. Но если тебя интересует мое мнение, скажу — парня мне жаль.
— Вот это как раз я могу понять — если бы у меня увели такого коня, я бы рвал и метал от злости. Ничего не попишешь, придется мне записать на свой счет еще и этот грех, — проворчал тот.
Малколм снял седло со спины коня и поднял глаза на стену башни.
— Господи, — только и сказал он, уставившись туда расширившимися от удивления глазами.
— Зубы Господни, — в унисон промолвил Парлан, поскольку выпавшее из рук Малколма седло едва не угодило лэрду по ноге. — Что ты стоишь как громом пораженный?
Ты едва не сломал мне ногу!
— Парень, о котором мы говорили, — прохрипел Малколм, — ты только глянь! Он ползет по стене.
В направлении, куда смотрел Малколм, теперь устремились взгляды всех собравшихся. На расстоянии фигурка мальчика казалась совсем маленькой и хрупкой, тем не менее он уверенно спускался по стене. К удивлению, сразившему всех собравшихся во дворе замка мужчин, теперь примешивалось восхищение. Каждый из них в этот момент задал себе вопрос, в состоянии ли он повторить подобное, — и ответ далеко не всегда был положительным. При этом их чувства трудно было назвать трусостью — человеку от Бога предназначено ходить по твердой земле.
— Может, он сдвинулся? — осведомился Парлан, предварительно облегчив душу ругательствами.
— Не стану сейчас спорить с тобой о том, вменяем он или нет, но думаю, в подвиге безумца чувствуется кое-какой опыт, — бросил Лаган в ответ на быстрый взгляд Парлана. — Я бы даже сказал, у него до черта этого самого опыта. Это тебе не беспомощные движения отчаявшегося. Парень знает, как пользоваться веревкой и куда ставить ногу.
— Согласен, — не сразу, но и Парлан пришел к такому же выводу. — Но какой смысл спускаться во двор замка, где полно народу? Вот чистейший признак безумия.
— Если бы Малколм ненароком не поднял голову, черта с два мы бы его заметили, — хохотнул Лаган. — На самом деле все было задумано отнюдь не глупо.
— Если он не разобьется о плиты двора, — проворчал Парлан. — Как-то все у нас не сложилось. Один парень лежит чуть не при смерти, а второй пытается ухлопать себя таким изощренным способом. Менгусы дорого заплатят за подобных отпрысков!
Лаган расхохотался:
— Для начала нам следует приготовить этому парню достойную встречу. Надо же приветить его, когда он спустится во двор.
— Я уж его привечу, — прорычал Парлан, направившись к основанию стены. Страх за юношу и восхищение им уступили место гневу.
— А может, он поступил так, потому что наслушался всех этих страшных сказок, что о тебе сочиняют? — предположил Малколм, стараясь ни на шаг не отставать от хозяина.
Парлан, пытаясь перебороть гнев, некоторое время молчал, но потом согласно кивнул:
— Наверное, так и есть. Я буду иметь это в виду, когда задам малышу основательную трепку. — Тут он снова взглянул на раскачивавшуюся на веревке фигурку парнишки — как раз в тот момент, когда ветер сорвал с его головы шапочку. — Слезы Христовы!
Возгласа изумления не смог сдержать никто из находившихся во дворе.
В спешке Эмил не только плохо завязала шапочку, но и не успела как следует подобрать и заколоть волосы, и теперь они развевались на ветру, словно кусок дорогой материи, превосходивший по размерам флаг иной армии.
Цвет этого «флага» был едва ли не серебряным, хотя отливал и золотом, и оттенками красной меди — когда на его полотнище падали отсветы солнечных лучей. То, что Эмил называла своим проклятием, показалось людям Парлана образцом истинной красоты.
Как только прошел первый шок от увиденного, Парлан понял, что первейшим его желанием было бы приникнуть губами к этому удивительному полотнищу. Затем он задал себе вопрос: вошла ли уже девушка в тот возраст, когда позволительно затевать с ней игры, к которым он привык, общаясь с другими женщинами? Хрупкая фигурка говорила о юности этой особы. Вряд ли более оформившиеся женщины смогли бы так долго с успехом исполнять роль мальчика, как это делала она. Разочарование, которое посетило лэрда при мысли о незрелости пленницы, поразило его до глубины души. Неожиданно ему вспомнилось тонкое, с правильными чертами личико «парнишки», и он тихо выругался.
— Мне следовало бы понять раньше, — проговорил он, направляясь к тому месту, куда она спускалась.
— Малышка уже скоро доберется до конца веревки, так что надо поторапливаться, — сказал Лаган. — Боюсь, она попытается спрыгнуть и сломает себе ногу.
— Мне кажется, что я сейчас настроен переломать ей кости собственными руками. Девушка не должна поступать так глупо. Подумать только, эта леди… — Парлан покачал головой, в очередной раз изумившись смелости девицы, хотя — он был вынужден это признать — собственная репутация, которую он, надо сказать, поддерживал, в значительной степени явилась причиной ее отчаянного поступка.
Мужчины остановились как вкопанные, когда воздух пронзил громкий свист Эмил. Парлан почувствовал, что за этим должно последовать, но его окрик все равно бы опоздал: люди кинулись кто куда от летевшего во весь опор Элфкинга. Конь остановился точно в том месте, где девушка должна была спрыгнуть на каменные плиты двора. Словно зачарованные люди Парлана наблюдали за полетом Эмил.
Теперь все поняли, как она намеревалась ускользнуть из замка.
Эмил мгновенно оправилась от удара, который сотряс ее в момент приземления на спину Элфкинга, и схватилась за поводья. То, что конь был без седла, мало ее волновало. Она всегда предпочитала ездить именно таким образом. Возбуждение пронзило ее подобно порыву свежего ветра: свобода была так близко, что она уже начала ощущать ее сладкий вкус!
Глава 3
— Закройте ворота! Черт бы вас всех побрал, болваны!
Подайте мне лошадь! Да не трудитесь ее седлать! Девка будет сидеть у Менгусов за столом раньше, чем вы успеете затянуть подпругу!
Если бы Эмил не была столь напугана, она бы от души посмеялась над одураченным Парланом, над командами, которые тот отдавал своим людям, и поспешностью, с которой те кидались их выполнять. Но она поняла главное: то, что любому показалось бы страшной суматохой, на самом деле таковой не являлось.
Просто люди Парлана очень спешили — спешили помешать ей достичь заветной цели. Воплем, который, пожалуй, перекрыл бы любой воинский клич, она послала Элфкинга в сторону ворот, створки которых уже начали закрываться.
Люди бросались врассыпную от бешено мчавшегося жеребца, но когда всадница достигла ворот, выяснилось, что те, кто пытался их закрыть, выполнили свои обязанности на совесть. Створки почти сомкнулись, и наездница, натянув поводья, подалась назад, чтобы стража у ворот испытала па себе крепость копыт жеребца. Это подействовало — челядь Парлана бросилась кто куда, и Эмил наконец удалось вырваться из замкового дворика на простор сквозь узкий проем.
Но задержка сбила Элфкинга с ритма, и девушка заволновалась, что потеря скорости может дорого ей обойтись: за спиной слышались звуки погони.
Хотя Парлан и обругал на чем свет стоит своих людей, следивших за воротами, он не мог ставить им в вину страх перед белым жеребцом. По крайней мере им хватило ума сразу же после прорыва Эмил снова открыть ворота, чтобы выпустить из замка погоню. Жеребец Парлана почти не задержал бег по этой причине. Рейвен — так звали коня Парлана — был в отличие от Элфкинга вороной масти, с белыми отметинами у ноздрей и у задней левой ноги. Было общеизвестно, что трудно найти коня, такого же резвого, как Рейвен, но Парлан сразу понял, что у него почти нет шансов догнать Элфкинга, — тот, имея на спине почти невесомый груз, не скакал, а летел, едва касаясь копытами земли. Глядя на бег мелочно-белого жеребца, Парлан испытал еще большее искушение завладеть Элфкингом.