Разумеется, его обещание было разбавлено словами о мужских слабостях, но тем не менее оно мигом притушило страхи, с которыми она не так давно боролась.
— И мне тоже не нужен другой мужчина. Но я боялась… — прошептала она.
— Боялась? Чего же, Эмил? — Он знал, что находится совсем рядом с кладовой, где хранились ее тайны, и, понимая это, испытывал странное напряжение.
— Боялась, что не смогу удержать такого мужчину, как ты. Что в один прекрасный день вдруг пойму: я не в силах дать тебе всего, что ты хочешь, и что по этой причине ты отправишься искать что-то на стороне. Я боялась, что настанет день, когда выяснится, что даже наша взаимная страсть не в силах удержать тебя рядом со мной. — Эмил поняла, что проговорилась, и прикусила язычок.
Заметив, что она вдруг замолчала, Парлан подумал, что стоит разбудить в Эмил чувственность, и она уже не будет в силах ограничивать себя в словах. И он начал вкрадчивое, незаметное наступление, желая заставить ее сердце колотиться от возбуждения. Он был вынужден признаться себе, что ему сначала требовалось заполучить свидетельства глубоких чувств со стороны Эмил, прежде чем распахивать перед женой свою душу. Иными словами, она должна была пуститься в откровения первой — а уж справедливо это или нет, Парлана трогало мало. Характер не позволял ему действовать иначе.
— Эмил, ты волнуешься по пустякам. — Он расшнуровал корсаж и принялся покрывать поцелуями ее груди. — С тех пор как я тебя увидел, у меня не возникало желания быть с другой женщиной. Стоило мне сжать тебя в объятиях — и все другие объятия на свете потеряли для меня всякую цену. Признаться, у меня до встречи с тобой стал пропадать аппетит к представительницам слабого пола. У меня были к женщинам требования особого рода, но ни одна из них не смогла им соответствовать, дорогуша, а вот ты сразу показала, что можешь. Едва миновала наша первая ночь, я уже знал, что хочу удержать тебя, оставить тебя рядом, но, будучи человеком осторожным, решил подождать с объяснениями, сначала убедиться окончательно, что я в тебе не ошибся. Как говорит Лаган, ночь, проведенная с девственницей, может на время ослепить мужчину, а мне требовалось незамутненное зрение, иначе я мог бы подумать, что вижу в женщине то, чего на самом деле в ней нет и никогда не было. Разумеется, подобный подход может дурно отразиться на судьбе ничего не подозревающей девушки, — смущенно проговорил он, — заставив ее питать несбыточные надежды.
— Но только не такой девушки, какой была я. — Она едва не задохнулась от наслаждения, когда его язык коснулся напряженных сосков— Я с самого начала решила, что раз девственность потеряна, то большого вреда не будет, если ты овладеешь мной снова, — и, признаться, надеялась, что ты такую возможность не упустишь.
— Очень рад, что не разочаровал тебя.
Ее тихий смех постепенно перешел в стон наслаждения, когда он поцеловал грудь и начал ласкать губами сосок, словно пытаясь определить, какова Эмил на вкус.
— Ты никогда не разочаровывал меня, Парлан. Кстати, мне казалось, что ты жаждешь продолжить беседу.
— Но мы продолжаем беседовать — разве нет? Скажи, а ты надеялась на то, что мне захочется оставить тебя при себе?
Эмил было трудно в этот момент размышлять над своими словами — тем более что Парлан обнажал все новые и новые участки ее тела, покрывая их нежными поцелуями.
Она зарылась руками в его темные густые волосы и утвердительно кивнула:
— Да, да. Все время. Мне не хотелось, чтобы за меня внесли выкуй, яв… — ей потребовалось время, чтобы перевести дух, поскольку его поцелуи жгли ее огнем, — я не собиралась дожидаться того момента, когда ты насытишься мной и дашь мне отставку.
— Но я вовсе не собирался давать тебе отставку. — Он встал на колени и сорвал с нее последние покровы.
Она смотрела на него во все глаза, любуясь золотистым оттенком, который солнечные лучи придавали его коже.
— Какой же ты красивый!
— Это я-то? Грубый неотесанный мужлан? — Он тихо засмеялся и вернулся в объятия ее теплых рук.
Она не смогла возразить, потому что его губы стали касаться ее живота, а потом начали сдвигаться ниже и ниже.
Эмил попыталась было запротестовать, но горячая волна удовольствия захлестнула ее с головой, и попытка бунта была подавлена в зародыше. Ну а потом единственное, что она смогла из себя выдавить, — это крик страсти и восторга, которым она словно приглашала его разделить с ней наслаждение. Позже, когда он медленно вошел в нее и замер, ее крик сменился стоном. Она посмотрела на мужа озадаченным взором, затуманенным страстью.
— Я хочу, чтобы ты любила меня, Эмил, — прошептал он, приближая к ней затрепетавшие губы. — Люби меня, дорогая, люби.
Потом он возобновил движение в ней, и она снова задохнулась от счастья и удовольствия и прижалась к нему.
— Да, Парлан, клянусь Богом, я тебя люблю.
— Сердцем любишь — или одним только телом, дорогая?
— Всем, что только во мне есть. Пусть Господь мне поможет, но я люблю тебя как сумасшедшая!
Признание вырвалось одновременно со всплеском чувственной волны, и она была не в силах его удержать. Движения Парлана делались все быстрее, все необузданнее, и она полностью отдалась ему, впитывая в себя удовольствие, словно сухая земля воду. Только спустя несколько минут после того, как все закончилось, она поняла, до какой степени раскрылась перед ним, сама того не желая. Одновременно пришло осознание того, каким путем Парлан добился ее признания.
Почувствовав, что он смотрит на нее, Эмил медленно открыла глаза. Его взгляд был таким проникновенным и нежным, что ее сердце сжалось.
— Ты очень хитер, Парлан Макгуин.
— Что есть, то есть. Мне просто хотелось, чтобы ты призналась первой. — Заметив, как широко распахнулись от изумления ее глаза, он улыбнулся.
— Первой? — выдохнула она.
— Несправедливо, конечно, но ничего не поделаешь. — Он смахнул с ее лица несколько непокорных прядок. — Я никогда не был большим искусником по части нежных слов, поэтому мне казалось, что начать должна ты. Но ты не одинока. Сумасшествие охватило и меня. Да, я тебя люблю, — сказал он и рассмеялся, почувствовав, что она сжала его в объятиях.
— Когда же ты это понял?
— Я рассуждал об этом, когда ты родила ребенка, но знаю, что любовь уже давно жила во мне. Я просто выразил ее единственным подходящим для этого чувства словом. А ты?
Она нервно рассмеялась:
— В тот день, когда в Дахгленн заявилась Кэтрин и тебя поцеловала. Лейт ничуть не удивился, когда я ему об этом сказала, значит, мои чувства уже тогда были написаны у меня на лице. Мне не хотелось особенно говорить на эту тему, поскольку наши отношения казались мне тогда временными и — я так думала — должны были завершиться довольно скоро.
— Завершиться? Нет, наши чувства будут длиться вечно, девочка. Я не зря колебался так долго. Мы останемся вместе до тех пор, пока не истлеют наши кости. Я просто не был раньше уверен, что ты чувствуешь то же, что и я. Я сомневался в тебе до тех пор, пока не услышал, как ты выкрикнула мое имя в тот самый момент, когда я летел в темную дыру Колодца Баньши. Позже, в пылу схватки, когда я сражался, чтобы защитить тебя и себя, я мог думать только об одном — как ты ко мне относишься. Я понял, что ни одна женщина, если она не любит, не способна вложить в прощальный крик столько боли. И тогда я пришел к выводу, что нам пора поговорить о наших чувствах, давно пора.
— Я едва не бросилась в «колодец» вслед за тобой, — прошептала Эмил и обняла мужа, а он обнял ее.
— Слава Создателю, ты все-таки за мной не бросилась. Не хочу, чтобы у тебя возникла даже тень подозрения по поводу того, будто я желаю, чтобы ты последовала за мной, когда настанет мой смертный час. Мужчина, который в течение долгого времени ведет упорную борьбу за то, чтобы его любимая сохранила жизнь, не в состоянии понять, когда эту столь драгоценную для него жизнь приносят в жертву под воздействием пусть и благородных, но все-таки мимолетных чувств. Я хочу, чтобы ты жила, жила счастливо и как можно дольше.
Она поцеловала его в щеку.
— Я, знаешь ли, довольно быстро обнаружила, что жить мне все-таки хочется, хотя и знала, что с твоей смертью умрет и часть моей души. — Прижавшись к нему поближе, она прошептала: