— Отведи их в подземелье, Малколм, — холодно скомандовал Артайр.
Поддерживая все еще слабую Эмил, Малколм нахмурился.
— Их-то всего двое — парнишек, значит. И оба сейчас не в лучшей форме.
Артайр строго свел брови.
— Эти, как ты говоришь, парнишки отколотили половину моих людей! Так что в подземелье им самое место. Пока они будут там сидеть, мне не придется думать об охране. А потом приедет Парлан и решит, что с ними делать. Будем надеяться, он назначит за них выкуп.
Малколм продолжал хмуриться; он все еще поддерживал Эмил, поскольку ему казалось, что парнишка пока не совсем пришел в себя. Он заметил, что и другой молодой человек нуждается в его помощи. Он не сомневался, что сажать в темную яму двух пареньков — ненужная жестокость. Никакой угрозы пленники теперь не представляли. Малколм был уверен, что лэрд — будь он в замке — счел бы подобную меру излишней. Тем не менее надо было выполнять приказ. Когда Малколм, прижимая к себе тело Эмил, приблизился к двери, которая вела в узилище, он вдруг заметил, что за ним по пятам следует большой белый жеребец, яростно отражавший малейшие попытки схватить его под уздцы и остановить. Горец оглядел коня со смешанным чувством удивления и страха.
— Поставь меня на землю, — сказала девушка.
— Но ты и стоять-то не в силах, — пробормотал он, продолжая гипнотизировать взглядом коня, находившегося от него в угрожающей близости.
— Тогда приподними мне голову. Я должен поговорить с Элфкингом, иначе он убьет всякого, кто помешает ему следовать за мной.
Поддерживая Эмил, горец принялся наблюдать, как парнишка гладил жеребцу голову, приговаривая:
— Успокойся, Элфкинг. Ты не можешь сейчас идти за мной. Оставайся с этими людьми. Я сюда вернусь, но позже. — Эмил почувствовала, что на нее снова надвигается беспамятство. — Боюсь, тебе снова придется меня нести, мистер Малколм…
— Нехорошо это, — пробурчал Малколм минутой позже, когда дверь тюрьмы захлопнулась за беспомощными пленниками.
— У тебя всегда было доброе сердце, — отозвался один из его друзей, впрочем, без осуждения в голосе.
— Малколм и впрямь слишком мягкосердечен, но на этот раз он прав, — заметил Лаган Данмор, кузен лэрда, который частенько навещал Макгуинов.
— Прав он или нет, но, пока Парлан в отлучке, наш лэрд — Артайр. Он приказал посадить парней в яму — значит, так тому и быть.
Лаган с Малколмом обменялись взглядами, после чего первый со вздохом произнес:
— Давайте молиться, чтобы Парлан не слишком задержался и к его возвращению за ребят все еще можно было бы взять выкуп.
— Или деньги, чтобы достойно их похоронить, — веско произнес Малколм, прежде чем удалиться.
Когда Эмил очнулась, ее со всех сторон окружала тьма.
Постепенно, правда, ей удалось различить кое-какие детали.
Прежде всего вокруг было сыро, а под ней находилась одна только холодная сырая земля. Потом, заметив над головой очертания решетки, она окончательно утвердилась в мысли, что находится в темнице, а возможно, в подземелье. Подавив острое желание закричать — девушка понимала, что это бесполезно, — она решила ни за что не выказывать тюремщикам своего ужаса.
Заставив себя усилием воли не думать об обитателях узилища совсем иного рода, которые наверняка ползали во тьме, Эмил принялась за поиски Лейта. В тесной яме отыскать брата не составило труда. Он по-прежнему был без сознания. Она положила голову Лейта себе на колени и, поглаживая, попыталась отыскать на ощупь следы ранений.
— Эмил? — простонал Лейт и сделал попытку подняться, но потом снова без сил откинулся на колени сестры.
— Я здесь, Лейт. Где у тебя болит? На ощупь мне не удалось отыскать твоей раны, а здесь так темно, что я вряд ли смогу ее разглядеть.
— Со мной все в порядке. Так, несколько царапин и синяков. Не беспокойся.
Девушка нахмурилась, поскольку голос брата прозвучал слишком слабо, но убедиться в том, что он говорит правду, она не могла — не было света.
— Нас бросили в подземелье.
Лейт нащупал ее ладонь и успокаивающе сжал.
— Это не надолго. Нас отдадут за выкуп. Отец постарается внести деньги побыстрее. — Неожиданно из его уст вырвалось подобие смеха. — Должно быть, мы им основательно наподдали — иначе зачем было сажать нас в яму?
Так что мы для них два парня, это уж точно.
Девушка поняла, что брат ждет от нее подтверждения своим словам, и охотно отозвалась:
— Да, это так. Только вот что ответить, когда они спросят, как меня зовут?
— Скажи, что твое имя Шейн. А уж отец поймет, что к чему, и будет при переговорах вести себя соответственно. Он только порадуется проявленной тобой смекалке.
— А сейчас он, должно быть, думает, куда мы делись. — вздохнула девушка, хотя понимала, что отец станет волноваться главным образом за Лейта.
Как только Лахлан Менгус обратил внимание на отсутствие двух своих отпрысков, пришла весть о том, что Макгуины напали на Фергюсонов. А когда посланные им на поиски люди вернулись ни с чем, он стал опасаться самого худшего.
Заповедные места, куда брат с сестрой отправлялись на верховые прогулки, могло статься, лежали на пути отступавших с добычей Макгуинов, которые, разумеется, были бы не против пополнить ее двумя пленниками. Только глупец отказался бы захватить представителей враждебного клана, за которых можно было получить выкуп, а Парлан Макгуин вовсе не был глупцом.
День сменил ночь, а Лахлан все сидел за столом и пил стакан за стаканом в ожидании, когда придут какие-нибудь вести о судьбе его детей. Со своим наследником и младшей дочерью он не согласился бы расстаться ни за что на свете и сомневался, что смог бы пережить такую утрату, несмотря на то что у него имелось еще четверо детей. В ожидании требования выкупа глава клана даже произвел ревизию своего кошелька да и вообще денежных дел. Хотя еще один день прошел и не принес с собой никаких известий о пропавших, Лахлан продолжал надеяться, что его сына и дочь захватили в плен. Он верил, что они живы. И ничто не могло бы убедить его в обратном, пока сам не увидел бы их безжизненные тела.
Эмил боялась за жизнь брата. Хотя его раны, возможно, не были столь уж серьезными, их не лечили. Двое суток, проведенных в холодной темной яме, окончательно истощили молодого человека, и он почти все время был без сознания.
Кроме того, Эмил была уверена, что брата сжигает лихорадка. Скудная пища, подававшаяся раз в день, и одно тонкое одеяло на двоих отнюдь не способствовали выздоровлению.
Девушке не хотелось верить в жестокость тюремщиков, к которым она время от времени напрасно взывала. Были два человека, которые поначалу проявляли некоторые признаки жалости, но потом эти люди куда-то пропали. Сменившие их жестокосердные служаки намекнули, что именно их заботами бедняги были отставлены от места.
Когда пленникам вновь принесли скудную еду, что знаменовало начало четвертого дня заключения, всякие сомнения, что брат страдает от жестокой лихорадки, у Эмил отпали.
Она держала голову Лейта на коленях и рыдала, оттого что ей даже не предоставили возможности отереть от пота его пылавшее лицо. Девушка почти не спала ночью — так, забывалась дремотой несколько раз, когда брат на короткое время прекращал метаться. Теперь она всматривалась заплаканными глазами в лицо человека, который, в свою очередь, смотрел на нее сверху вниз, стоя у края решетки, закрывавшей яму.
— Неужели вы и сейчас не заберете его из этой дыры?
— Не могу я, парень, — отвечал страж, испытывая невольную жалость к этому рыдающему ребенку. — Лэрд еще не вернулся — такое, понимаешь, дело. А пока всем в замке заправляет его брат, который никаких распоряжений насчет освобождения не отдавал.
— Ну и глуп же этот брат! За что, спрашивается, он собирается получать выкуп? За мертвое тело? Даже слепец способен заметить, что у моего брата горячка. Ведь он может умереть!