Но самое странное, самое непонятное в том, что Анита, дочь Церра, воспитанная им и без памяти его любившая, во всем была похожа на Руно. Она тоже не признавала жизни без риска. И откуда взялась в ней эта отжившая черта? Ведь за ней стояло будущее. «А вдруг это и есть черта человека будущего, а мы с Церром ошиблись? Или… или она была немножко влюблена в Руно и потому старалась во всем ему подражать? Да нет, непохоже, это было у нее свое, внутреннее, глубинное. Неужели же Церр заблуждался?..»
Нора еще раз окинула взглядом водохранилище, не увидела на нем никаких льдин, не увидела обуглившейся рыбы на прибрежной отмели — и устало провела рукой по лицу. Хватит! С прошлым покончено. Пора возвращаться в настоящее. И, если возможно, подумать о завтрашнем дне.
«Прощай, тайга! Прощай, Лена!»
Одним махом преодолела она гостиничную лестницу, пальцы решительно отстукали по клавишам под экраном видео. Дверь номера была закрыта, но ей показалось, будто в ванной чуть слышно жужжит бритва. Руно все еще незримо присутствовал в ее жизни. Больше того, он не отлучался ни на минуту, выдавая себя то жужжанием бритвы, то насвистыванием за стеной, то вздохом в пустом соседнем кресле.
Экран вспыхнул — сейчас на нем появится Жюль, близкий, заботливый, необходимый, и она скажет ему все, что давно уже пора сказать. Она скажет: «Дорогой мой Жюль Иванович, я вам так и не ответила вчера. Я отвечу сегодня…»
Но в тот самый момент, когда Жюль должен был появиться на экране, она инстинктивно, испуганно нажала клавишу отказа от разговора.
— Нет, не сейчас! — прошептала Нора. — Не сейчас, после. Еще успеется.
За спиной послышался облегченный вздох. А может, ветер шевельнул занавеску.
Нора быстро набрала другой номер — на экране возник сын, Игорешка. Волосы на макушке вихром, глаза круглые, шальные — не остыл еще от каких-то своих интересных дел. Был он в этот момент мучительно, укоряюще похож на отца. На Руно.
— Мамочка! Ты приехала! — выдохнул Игорешка — и безотчетно подался вперед, к ней.
9
Другоевич погасил скорость и медленно описал эллипс вокруг бакена. Серый неприветливый мяч как ни в чем не бывало проворачивался вокруг своей оси, и казалось, нет ему никакого дела до подошедшего изуродованного судна.
Бентхауз, Церр и даже Мелин приникли к иллюминаторам. Молча следил за ними воспаленными лихорадочными глазами Ларри Ларк — был он очень слаб, стонал, впадал в беспамятство, но, когда приходил в себя, только взгляд выдавал его муки. Похоже, он превзошел все пределы человеческого терпения — изнуряющая тряска доконала бы любого на его месте.
— Удивительное невезение, — забыв о своей обычной невозмутимости, растерянно произнес Другоевич. — По золотому правилу: пришла беда — отворяй ворота. Как же мы теперь координироваться будем?
— Но встретить-то он нас должен, — не то спросил, не то заверил Бентхауз. — Он же знает время, разве не так?
— Так, так, — вздохнул Другоевич и по возможности спокойно в третий раз повторил то, о чем уже говорил дважды: — Он проинформирован о времени нашего прибытия, о всех наших неполадках, о состоянии капитана и об уровне радиации в двигательной камере. Не знает он только двух вещей: что с нами делать, это он мне сам вчера сказал, и что у нас отказало радио.
— Надо же, чтоб оно отказало в самый такой момент, — пробормотал Бентхауз. — Как по заказу.
— Это антенна, точно, антенна, — заявил Мелин. — Когда корпус перекосило, ее вполне могло срезать. Держалась на волоске. А чем иначе объяснить, что все в порядке, а приема нет? Если бы не заклиненный люк, я бы в момент…
— Антенна, не антенна, какая разница? Теперь посыплются несчастья одно за другим, — трагическим полушепотом предрек Церр. — Может, антенна в порядке, да он не желает с вами разговаривать?
— Вы никогда не занимались дрессировкой змей? — слабым голосом спросил вдруг Ларри Ларк.
— Нет, я занимался рыборазведением. А что? — насторожился Церр.
Ларри закрыл глаза.
— Странно, очень странно. Я все думаю: где вы научились так похоже шипеть?
Длинную неловкую паузу прервал Мелин:
— Похоже на что?
— Похоже на змею.
Другоевич нервно встал:
— Что он примет нас на бакен, я не сомневаюсь. А уж все остальное… Сами понимаете, задали мы ему задачку.
Час прошел в молчании.
— Ничего? — спросил наконец Мелин.
Бентхауз только плечом повел. Теперь он один оставался у иллюминатора, Церр вообще ничем не интересовался или делал вид, что не интересуется. Еще через час Другоевич предложил перекусить. Аппетита ни у кого не было, кусок не лез в горло. И все-таки каждый через силу заставил себя проглотить котлету.