Они долго не могли прийти в себя. Вдруг Бентхауз испуганно вскрикнул: стена, на которой он сидел как на полу, постепенно снова превращалась в стену.
— Соломоново… решение, — уголком рта улыбнулся Ларри Ларк.
— Вот и все, вот и нет двигателя, — устало проговорил Другоевич. — А реактор гонит в него плазму, как ни в чем не бывало. Что ж, Руно Гай и это предусмотрел: люк остался закрытым, значит, нам остается одно — идти навстречу спасателю.
— А как же… бакенщик? Что с ним?
Церр не дождался ответа. Его тревожный вопрос повисел в воздухе и растаял.
— Включите радио, — хрипло приказал Ларри Ларк.
— Вы забыли, капитан, — повреждена антенна.
— Антенна в порядке. Включите.
— Да его и не выключал никто.
— Тогда плохо.
Голос Бентхауза дрогнул:
— Что вы имеете в виду, Ларри?
— А я категорически протестую! — фальцетом выкрикнул Церр. — И как врач, и как человек! Мы не имеем права уходить, пока не выясним…
— Браво, Церр!
Было похоже, капитан взбодрился. То ли потому, что изматывающие толчки прекратились, то ли так подействовал на него поступок Руно Гая. Зато Бентхауз чувствовал себя прескверно. Он по-прежнему сидел на полу, спрятав лицо в ладони, однако уши его пылали. А Мелин плакал, плакал в открытую, размазывая слезы по лицу.
— Ничего, Мелин, — повернулся к нему Ларри Ларк. — Тебе только двадцать три. Ничего. Урок полезный… и наглядный. И тебе, и нам всем. Может быть, ты еще проникнешься… духом космоса.
— Черт! Вот ч-черт! — раздался в салоне чей-то незнакомый голос. Все оборотились к двери, но там никого не было.
Ларри рванулся, сел и со стоном упал обратно на подушку:
— Ну, что я говорил!
Потом в динамике послышался свист. Задорный, задиристый. На мотив старинной песни «Смелого пуля боится».
— Он жив! — ударил в ладоши Церр.
— Другоевич, Другоевич, я Руно Гай. Вы меня слышите? Я Руно Гай.
Другоевич переключил переговорное на салон.
— Да, я вас слышу. Я Другоевич. Как вы там, Руно?
— В порядке. Почти в порядке. Как вы? Я вас не напугал?
— Было немножко. А вы не того… не ранены?
— Я выбил пару зубов, ребята. Или три, еще не сосчитал. Но дело не в этом. Сейчас я заделаю вам трубку, чтоб не барахлила. Пока.
— Руно! Руно! Гай! Что вы делаете?! Там же радиация! Безобразие, он выключился. Черт знает что! Действительно сумасшедший! Мы и с трубкой могли бы…
— Другоевич! Переносной микрофон! Бегом! — глаза Ларри Ларка обрели прежний стальной блеск. — Ни черта он не выключился, все слышит. Руно, это я, Ларри Ларк. Повторяю, говорит Ларри Ларк. Я вам категорически запрещаю приближаться к плазмопроводу. Я вам приказываю! Не послушает же…
Микрофон упал на простыню. Кажется, сил капитана хватило только на эту тираду — он снова потерял сознание.
— Ничего не слышал, — упавшим голосом подвел итог Другоевич.
На экране было отчетливо видно, как помятая, покореженная лодка подплыла к изрыгающей пламя трубе, медленно, страшно медленно выпустила манипуляторы и, дав полную боковую тягу, закрутила обрубок плазмо-провода. Голубой хвост плазмы истончился, померк, наконец, вовсе иссяк. Другоевич ничком упал на диван и затрясся в бессильном рыдании.
Церр всех по очереди обвел виноватыми собачьими глазами — на него никто не смотрел. И сказал, обращаясь в пустоту:
— Я умолчал на суде. Я сам виноват в ее гибели. Полагается держать племенные экземпляры и часть мальков в изолированном бассейне, а я спешил вырастить их к выставке. Я сам виноват. Как только вернемся на Землю, потребую повторного суда и открою всю правду. А еще… попробую повлиять на Нору…
— Поздно! — в лицо ему выпалил Мелин. — Там, по крайней мере, пятикратное…
— Другоевич! — опять появился в динамике веселый голос Руно. — Порядочек, починил вам трубку. Можете запускать, а на ходу займетесь ремонтом. Сейчас я открою люк. У вас не найдется лишней койки?
Другоевич остался лежать лицом вниз. К переговорному подошел Бентхауз.
— Слушайте, Руно! Какого дьявола вы полезли туда, мы бы и так обошлись. Там же пятикратное превы…
— Это не вы, Другоевич? Ну да все равно, сейчас я вас открою. Придется потесниться, братцы. Мне и вправду предстоит профилактика. Даже две. Одна в госпитале, другая на Совете Космофлота. Вот уж будет чистка — с песочком!