Сначала к нему вообще никого не допускали, потом пришел Игорь, а после толпой повалили друзья: космонавты, старые знакомые из института, ребята из Якутии. Руно принимал их с улыбкой, благодарил за цветы, но ему было трудно, неловко с ними. Каждую минуту он думал о Норе, а они мешали ему. Зато его радовали посещения Ларри Ларка. «Неистовый Ларри», аккуратно пристроив костыли, осторожненько опускался в кресло. И потому, что Ларри никогда не видел Нору, Руно мог говорить с ним о Норе. И они говорили о Норе, о жизни, о будущем или просто молчали, без слов хорошо понимая друг друга.
Итак, думал Руно, она не пришла. Даже в те дни, когда он болтался между жизнью и смертью, только звонила из Жиганска. Хорошо, пусть она считает, что между ними все кончено — а вероятно, так оно и есть, — но приехать-то попрощаться с ним она могла! «А зачем? — спрашивал себя Руно. — Она не младенец, понимает: не следует бередить рану, может быть, уже поджившую, тем более, если человек в таком состоянии. Значит, надеяться больше не на что, она не придет никогда. Так нечего и думать о ней. Не думать о ней! Не думать!»
Это решение придало ему силы, он стал тверже, собраннее, злее, глаза приобрели холодный блеск, и лицо заострилось, но дело явно пошло на поправку. Он взял себя в руки — и уже не думал о Норе, совсем не думал о Норе. Только по вечерам, засыпая, позволял себе вспомнить, но не ее, а еще одно видение, мелькнувшее перед ним то ли в лодке, то ли на борту «Толчинского».
Будто бы он очнулся и попросил пить. Кровать под ним продолжала раскручиваться и падать. Вокруг был зеленый свет, один зеленый свет, больше ничего. Из этого зеленого выплыла рука со стаканом, холодное стекло коснулось губ. Он напился — и увидел Нору, ее устремленный вперед профиль на фоне зеленого. Это была странная, непохожая на себя Нора — остриженная, без обычного хвоста волос. Он дотронулся до ее руки — и видение исчезло.
Руно знал, что это сон, бред, чертовщина, что это не Нора — лишь память о Норе, и потому позволял себе вспоминать это нечаянное видение. Но стакан! Губы отчетливо помнили прикосновение холодного стекла! Неужели бред может быть настолько явственным?
А вдруг и тот момент в лодке, когда он увидел Солнце, — тоже бред?..
Его ослепило, сплющило и, закрутив штопором, отшвырнуло прочь. Первое, что он увидел, когда вернулось сознание, было Солнце.
Солнце, которое он уже не чаял увидеть.
И он завопил на весь космос, себя не чуя от счастья:
— Солнце! Здравствуй, Солнце!
Значит, он жив. Он остался жив. И снова у него есть все: и жизнь, и Солнце, и Земля, и пышные облака, и шум сосен над головой, и белая чайка над волнами, и Нора… Нора — неважно, с ним она или не с ним, важно, что есть!
Как он был не прав, преступно не прав, когда на ее восторженное: «Смотри, Солнце!» — ответил скептически: «Подумаешь, Солнце! Обычная звезда!»
Нет, Руно, не обычная. Счастливая звезда. Если ты живешь под нею. Если под нею живет Нора. Это твоя счастливая звезда!
Глазам его стало жарко. Он взял управление на себя и вывел лодку из падения в пространство. А падал он долго — ни бакена, ни «Толчинского» уже не было в поле зрения…
И теперь, с разрешения врача выйдя впервые в госпитальный сад, он прежде всего посмотрел на небо и прошептал:
— Здравствуй, Солнце!
Через полгода, проведенные в санатории на Адриатике, в якутской тайге, в театрах Москвы и Парижа, в прогулках с сыном и встречах с друзьями, он отправился в Первую Комплексную экспедицию на Плутон.
На прощание Игорь сказал:
— Мама с тобой так и не поговорила. Она очень переживала, когда ты болел. Но, по-моему, между вами все кончено.
Игоря давно терзал предстоящий разговор, и все-таки он решился. Молодец! По-мальчишечьи жестоко, зато по-мужски прямо. И честно. Таким он и хотел видеть сына.
— Да, я это понял. Что ж, сынок… Пусть будет, как ей лучше. Я не осуждаю маму. Она свободный человек. И она… редкий человек. Береги ее.
Когда он шел по космодрому к лайнеру «Земля — Марс», из толпы провожающих долго еще махал ему вслед вытянувшийся, ростом почти догнавший отца и как две капли воды похожий на него Игорь, а рядом стоял седой, смуглолицый, смахивающий на старого нахохлившегося орла капитан в отставке Ларри Ларк. В последнее время они стали большими друзьями.
Руно Гай скупо улыбнулся.