Уже у Поляны она вдруг ощутила человека. Это Гостья! Вся злоба тут же исчезла. Девочка летела по лесу, не разбирая дороги, ломая ветви, едва уворачиваясь от ударов с деревьями.
- Прости меня! - прорыдала она, ворвавшись на поляну. Но Гостьи она не увидела. Была Яблоня, с которой облетела большая часть листвы, так что ветви превратились в плохо обглоданные кости. Был Надоеда, который сидел под сенью на сухих листьях, скрестив кривые ноги. Всё, больше никого.
- Где она? - закричала Хранительница через всю поляну и побежала к горбуну.
Тот поднял клюку, что лежала рядом, и, тяжёло на неё опираясь, встал.
- Не понимаю, о чём вы, госпожа.
От порыва ветра опавшая листва волной разлетелась в стороны, но карлик не покачнулся.
Осталась половина поляны.
- Госпожа, вы не считаете, что уделяете ей...
Яблоня зашаталась от гнева Хранительницы, яростный шквал выкручивал ей ветви, но Надоеда стоял.
- Где она?!
- ...больше внимания...
Одна из нижних ветвей не выдержала, с треском разломилась и улетела.
- ...чем нам!
Пальцы сомкнулись на тонком горле, Хранительница подняла карлика в воздух. Надоеда, наглец, смотрел прямо в глаза, она его душила, а он даже не отводил взгляд. От напряжения сводило руку, белые мухи закружились перед глазами... Лепестки. Вот один упал на кисть, невесомый, он был тяжелее камня, и пальцы разжались сами. Надоеда упал и захлебнулся кашлем. А цветы продолжали облетать: вот листочек коснулся носа, девочка подняла взгляд и увидела, что Яблоня вся в зелени и серебристых цветах. А сквозь прорехи в кроне щерилась рябая луна.
- Без Хранителя нет Леса! - Карлик подполз к Хранительнице и через слово бился лбом об землю. - Мы не могли допустить!.. Поймите, госпожа...
Хлынул дождь из лепестков, уже не белые, розовые, они кружились, а её шатало, как от удара по затылку. Краем глаза она заметила, что на поляну выходят звери и духи. Надоеда всё извинялся и извинялся, говорил и говорил, но девочка не могла понять и половины.
- Извините... забыли... для людей...
Она вспомнила, всё вспомнила. Девочка упала на землю, устланную белыми, розовыми, красными лепестками. Всё как тогда.
Мама сказала, что они пойдут гулять и кататься на санках. Третьего дня было тепло, и сквозь прогалины показалась трава, но за ночь снегопад отменил весну. Хранительница видела всё будто со стороны: как она, радостная и беззаботная, выбежала из дома, всё время подгоняла мать, и не заметила, что из каждого окна вслед смотрят деревенские. За целый день игр и беготни девочка устала, и её посадили на спину. Ласковые руки несли через ласковый розовый вечер. Девочка заснула.
Проснулась она в тишине и темноте у поваленного дерева. Проснулась не от холода - её старательно спеленали, - а от странной тревоги.
- Мама?
Никого. Снег замёл все следы, будто девочку чудесным образом перенесли по воздуху.
А затем началась травля.
Беспомощную, её гоняли по всей чаще, то настигая, то отпуская, а если удавалось спрятаться, то с воздуха совы и филины быстро находили жертву. Когда девочка добежала до поляны в сердце леса, погоня прекратилась. Разом, будто ничего и не было.
Старая Яблоня сразу бросалась в глаза. Белёсый, цвета тумана, голый ствол, скрюченные ветви, стелящиеся над снегом. Дерево пугало, но травля пугала сильнее. Девочка сделала пару шагов и увидела, что на дерево упал серебряный луч. И чем ближе она подходила, тем ярче становился свет. На заложенное облаками беззвёздное небо она не смотрела.
Дерево приветственно качнуло ветвями и поманило к себе. Девочка подошла вплотную, к самому стволу. Вдруг резкая боль пронзила грудь, и она упала в корни. Над ней стоял карлик в маске из коры. Над головой он держал изогнутый обсидиановый клинок, с которого срывались капли крови. В полёте они загорались от свечения Яблони и были похожи на звёздочки. Клинок начал опускаться. Страха и боли почему-то не было. Девочка успела подумать: 'Чёрный, а так ярко блестит'.
Хранительница ползла на четвереньках, а за ней на пятнистом покрывале из цветов тянулся бурый след голой земли. Гостья лежала за Яблоней, раскинув руки и распахнув глаза. Горло и грудь залиты чёрной кровью. Не в силах плакать и кричать, девочка непослушными, будто чужими, руками обняла подругу. Подул ветер, и их осыпало лепестками. Яблоня уже вдоволь напилась, поэтому цветы стали алыми, тяжёлыми, липкими. Упала тень и превратила лепестки на мёртвом лице в ржавые пятна.
- Зачем вы плачете над подарком? Разве вы не заметили?
Да, она заметила. Что под бурой коростой больше нет раны. Что кожа теплеет, а белизну гонит прочь румянец.
Хранительница встала, Надоеда отпрянул. Волосы её растрепались, торчали космами, платье в тёмных пятнах прилипло к телу. Маска больше не была нужна, и она бросила её под ноги. Где-то в глубине неба проревел гром. Надоеда отступил, но споткнулся и упал, пополз на спине, лицом к госпоже. А она не отставала ни на шаг.
- Вы же хотели друга!
Звёзды исчезли в одно мгновение, чёрное грозовое небо нависло прямо над землёй. Духи на поляне озирались, стонали и выли, но бежать было некуда: за поляной мрак и пустота, только белёсое платье в грязных разводах мерцало под сенью цветущей яблони.
- Пощадите!
Тьма треснула: тонкие паутинки расходились в стороны прямо над Хранительницей. Ширились и ширились, пока не оплели всё небо над поляной. Запахло грозой. Звери, бесновались, ревели, пытались сбежать, но только спотыкались и бились друг о друга. Надоеда кинулся к Хранительнице и повис на вознесённых к небу руках, умоляя о пощаде. Он думал, что это его спасёт от гнева, что не будет же она бить по себе. Но Надоеда ошибся, он не интересовал девочку: небо разверзлось над Яблоней и стёрло мир.