А кто его лечить будет?
Если выдадим его властям, то его отправят в Азкабан. Долго он там проживет? Больных узников в Мунго не отправляют, а в самой тюрьме штатный целитель не предусмотрен.
- Что мы будем делать? - спросил Рем.
- Ты же хотел быть целителем, Рем. Вот тебе и подопытный кролик, - отозвался я, рассматривая бессознательного Рабастана.
Сама Судьба подарила его мне... разве я могу отказаться от такой... игрушки?
Нет.
Глава 14
За какой-то месяц жизнь Гермионы изменилась столь кардинально, столь стремительно, что осознать и принять полностью всё случившееся с ней было невероятно трудно. Сухая, как страницы книг, душа девушки, как однажды выразилась профессор Трелони, была потрясена до самого основания. Сотни эмоций сменили друг друга в бешеном темпе, изматывая девушку. Боль от смерти родных, растерянность от неожиданного брака, предательство Уизли, откровенное равнодушие в глазах Сириуса, разрыв с друзьями и острое чувство одиночества, когда рядом нет никого, с кем можно поделиться...
От этого часто хотелось плакать, но утаить слёзы от других обитателей Гриммо оказалось невозможно. Сириуса её состояние не трогало - у него были дела поважнее, чем забота о её состоянии. Вальбурга в приказном порядке велела Кикимеру добавлять ей в еду успокоительное, но волновалась она отнюдь не за Гермиону... и только Ремус, пожалуй, искренне обеспокоился.
Горячая кружка шоколада, приятно кружа голову своим ароматом, опустилась перед ней. Гермиона торопливо вытерла глаза ладонью и опасливо посмотрела на мужчину рядом. Увидев, что это Ремус, она почувствовала облегчение. С ним нисколько не страшно, а спокойно и уютно...
- Ремус, я...
- Столько всего случилось, - грустно и понимающе улыбнулся он. - Знаете, библиотека - это прекрасное место. По крайней мере, я всегда любил библиотеки. Это то место, где я чувствовал себя простым человеком... Вот только там нет шоколада. Вы же любите шоколад? Одному его пить будет довольно скучно...
Гермиона смущённо и благодарно улыбнулась.
- Спасибо, люблю...
Она взяла кружку, сделала глоток... и поспешно отставила её, судорожно прижав к губам ладонь. У неё был такой вид, будто её ужасно тошнило и она пытается подавить тошноту. Ремус в удивлении вскинул брови, понюхал свою кружку, осторожно сделал глоток. Всё было в порядке...
- Боже, опять... - с трудом выдавила Гермиона. - Простите, я...
Гермиона метнулась из библиотеки, провожаемая растерянным взором Ремуса. Смутные его подозрения, стремительно крепли, совершенно не радуя. Этого, конечно, следовало ожидать, но...
- Мерлин... - простонал он, думая в курсе ли Сириус. Впрочем, возможно, он ошибается?
Быстро выпив шоколад и оставив кружку на столике в библиотеке, он последовал за Гермионой.
Она вышла из туалетной комнаты минут через пять, очень бледная и смущённая.
- Мне в последнее время нехорошо... - пробормотала она, извиняясь и отводя взгляд. Ремус вздохнул и обречённо спросил:
- Понятно. Особенно по утрам, верно? И часто хочется плакать, настроение постоянно меняется... некоторые запахи просто невыносимы. Вспышки раздражения...
- Д-да... - растеряно отозвалась она. - Но в этом же нет ничего особенного...
- Это верно, - пробормотал Ремус, в свою очередь отводя взгляд. - Правда, обычно это не так скоро случается.
- Что случается?
Может, и хорошо, что он так и не стал целителем? Неуютно как-то и неудобно...
- Понимаешь, это совершенно нормально... вы же с Сириусом... вместе... - тихо сказал он.
Гермиона непонимающе моргнула, пытаясь понять, отчего заалели скулы мужчины, а после...
- О... нет... - простонала она, оглушённая пониманием сказанного. И как она раньше не поняла? Ведь она же читала! Беременна... нет, только не это! Она не хочет...
Слёзы брызнули из глаз и она, закрыв лицо руками, сползла по стенке на пол.
- Не хочу-у-у...
Вы когда-нибудь успокаивали молодую девушку, оглушённую известием о своей беременности? Нет? Вам повезло. Ремусу очень хотелось сбежать на край света, как и любому мужчине в его положении, его вовсе не радовала плачущая девушка.
- Ну, что ты... Гермиона... не плачь... всё не так ужасно...
Через пару минут она самозабвенно рыдала на его шее. Прекрасное положение: стоять в коридоре, обнимать девушку и чувствовать, как промокает от её слез твоя рубашка. Таких ситуаций в его жизни ещё не было, и сейчас он чувствовал себя полным идиотом, не зная, что ему делать. Оставалось только смириться, стоять и ждать, пока закончится поток слез. Раз уж ничего более умного в голову не приходит.
Шея окончательно затекла к тому времени, когда Гермиона в последний раз всхлипнула и попыталась отстраниться. Ремус с постыдной долей радости разжал объятья.
- П-прос-ти-те, - тихо и прерывисто, с всхлипом, сказала Гермиона, отвернувшись.
- Ничего, - с облегчением отозвался он, расправив затёкшую спину. - В вашем положении я бы тоже... э-э-э... забудь...
Зря он сказал это. Какая только глупость в голову не влезет...
Плечи Гермионы подозрительно дёрнулись, нервное, короткое, смутно похожее на "хрю" и... она рассмеялась.
- Да, это смешно, - признал Ремус, смущённо улыбнувшись и потирая переносицу.
Может и хорошо, что именно он оказался рядом с ней.
Вечером вернулся Сириус, и Гермиона, понимая, что ему надо сказать, подошла к нему.
- Что? - хмуро спросил он.
- Сириус, я...
- Что? - раздражённо спросил он. - Говори уже!
Гермиона на миг смешалась от его тона, а после решительно выпалила:
- Сириус, я беременна.
Он мрачно посмотрел на неё. Посмотрел так, будто она не человек, а существо какое-то.
- И?
Это поразило Гермиону. Что можно сказать на это "и"? Она не ждала от него радости, не ждала его одобрения. Скорее боялась его злости, но... получила это "и"...
- Ничего... Ровным счётом ничего!
Из глаз брызнули слёзы, и Гермиона бросилась прочь.
Да что это такое?
За что он так?
Что она ему сделала?
Неужели нельзя... по-человечески?
А ведь она так надеялась после бала в Министерстве, что он изменил своё отношение к ней! Как он смотрел на неё, когда она закончила петь!
- Это было прекрасно, - сказал он, целуя её руку после.
А потом он утянул её в круг танцующих вальс. Он великолепно танцевал, и Гермиона впервые чувствовала себя с ним совершенно свободно, легко... И она почти поверила, что всё теперь между ними станет иначе. Ошиблась. А жаркая ночь, в ту ночь после бала, ровным счетом ничего не значила.
А какими горячими были его поцелуи! Как кружилась голова... она вся таяла от его таких сильных и нежных рук. Он был тогда совсем иным... Тот Сириус, на короткий миг показавшийся ей, был просто обманкой, лишь ей и не более того! И от этого было нестерпимо обидно и больно, и слёзы с новой силой рвались наружу...
Плакать вечно невозможно. Слёзы кончились, но Гермиона ещё долго лежала на постели в своей комнате. На душе было мерзко, пусто, и жить совершенно не хотелось. Зато хотелось есть, и это заставило её встать. Перед тем как выйти из комнаты, она чисто случайно заметила на полу сложенный белый лист бумаги. Гермиона подняла его, развернула... и слабая улыбка заиграла на её лице.
На листе бумаги колыбелька с воздушно-белым пологом медленно раскачивается. Над бортиками появляются острые ушки, затем сосредоточенно-умильная мордашка щенка, который упорно перелезает через бортик, плюхается на пол... садится... трясёт головёнкой. Тут раскрывается нарисованная дверь и... входит она. Щенок радостно подпрыгивает, она подхватывает его и... раз! На её руках улыбается кудрявый, черноволосый малыш...
Гермиона любуется постоянно повторяющейся картинкой и обида-горечь от равнодушия Сириуса исчезает вникуда. На душе светло и радостно, и, читая строчки Ремуса под картинкой, она согласна с каждым его словом.