Броуди уже собиралась вернуться к себе, как вдруг дверь в комнату Дианы медленно отворилась, напугав ее до полусмерти. Она едва не выронила чашку с чаем, но это оказался всего лишь Джим О'Салливан, выглядевший намного бодрее, чем накануне. Она совершенно забыла о том, что он остановился у нее в доме.
— Прошу прощения, — извиняющимся тоном произнес он, — за то, что напугал вас. Я изо всех сил старался не шуметь. Надеюсь, вы не станете возражать, если я приготовлю себе что-нибудь выпить.
— Разумеется, я нисколько не возражаю. Давайте я угощу вас. Что вы предпочитаете, чай или кофе?
— Кофе, пожалуйста. Без молока и без сахара.
— Вам хорошо спалось?
— Да, несмотря ни на что, я прекрасно выспался. Но первая мысль, с которой я проснулся, была о Диане. — И он улыбнулся своей печальной, милой улыбкой. Броуди заметила, что ему не мешало бы побриться: на подбородке уже торчала жесткая серебристая щетина. У Джима был крупный рот с пухлыми, мягкими губами, совсем как у дочери. Броуди вдруг представила себе, как целует их, и решила, что сходит с ума. Как и большинство женщин, иногда она воображала себе невесть что, но в ее фантазиях всегда фигурировали актеры — Джордж Клуни, например, или Антонио Бандерас — и никогда реальные мужчины из плоти и крови, находившиеся в пределах досягаемости.
Она испуганно ахнула и прикрыла рот ладошкой.
— Знаете, а я ведь тоже проснулась с мыслью о Диане.
Приготовив ему кофе, Броуди предложила:
— Хотите, пойдем ко мне в комнату? В «гнездышке» наверняка будет холодно, да и стулья не слишком-то удобные. — Ей не хотелось отправлять Джима одного обратно в комнату Дианы, хотя не исключено, что он предпочел бы именно такой вариант.
Джим последовал за ней в полутемную комнату, и Броуди поспешила раздвинуть занавески.
— Присаживайтесь. — Она кивком указала на один из стульев у небольшого круглого столика.
— У вас живут белки! — удивленно воскликнул он, глядя в окно на сад.
— Всего две — по крайней мере, я полагаю, что это всегда одна и та же парочка. Диана очень любила их. Она всегда покупала для них орешки. — Белки гонялись друг за другом, прыгая с ветки на ветку. — Вам не холодно в такой легкой одежде? — Он был одет в джинсы и футболку с короткими рукавами, а из штанин торчали босые загорелые ноги.
— Обычно я не чувствую ни тепла, ни холода, если только они не становятся чрезмерными. Прошу прощения за свои ноги. Ничего, что я босиком? Если хотите, я могу надеть носки.
— Ох, да ради бога, — насмешливо фыркнула Броуди. — Мне уже приходилось видеть босые мужские ноги. Я замужем уже двадцать три года.
— За тем парнем, который был здесь вчера ночью, Колин, кажется?
— Да. — Броуди решила, что должна объяснить, почему они с мужем общаются, но не живут в одном доме. — В данный момент мы разъехались, — сообщила она.
— Угу. И ему это не очень нравится.
— Почему вы так думаете?
Джим пожал плечами.
— Это же очевидно. Во-первых, он не сводил с вас глаз.
— Ох, это долгая история, — вздохнула Броуди.
— В таком возрасте, — горько заключил он, — у каждого из нас появляются одна или две долгие истории.
В самом дальнем углу сада выглянул краешек восходящего солнца. Откуда ни возьмись, появился Кеннет, вспрыгнул на стол и принялся умываться. В ветках дерева по-прежнему резвились белки, и на землю водопадом летели пожелтевшие листья. Трава покрылась чем-то очень похожим на иней. Проснувшиеся птицы распевали во все горло.
— У вас здесь очень тихо и спокойно, — заметил Джим.
— Все так говорят, — согласилась Броуди и сделала маленький глоток чаю. Было в Джиме что-то умиротворяющее, какие-то благородное спокойствие и невозмутимость. Она совершенно расслабилась в его присутствии и могла сидеть так целую вечность, вслушиваясь в его негромкий голос с легким ливерпульским акцентом. Почему-то она не могла представить себе, как он сердится или злится. Конечно, он мог не соглашаться с чем-то, даже спорить и возражать, но злиться и нервничать из-за этого — никогда.
— Быть может, вы не откажетесь от завтрака? — сказала она.
— Это, конечно, очень мило с вашей стороны, что вы так беспокоитесь обо мне и дали мне приют, — ответил Джим, — но это не означает, что вы обязаны еще и кормить меня.