На происходящее за спиной я тоже не обращал внимания, лишнее это, пока никто из поля моего зрения туда не нырнул. Потому лишь с большим запозданием ощутил там движение. А потом рядом возник парень из моего отряда и сцепился с мечником, уже успевшим изрядно вымотать мне нервы (я ведь не мог сосредоточиться только на нём, ещё двум живчикам помимо него вынужден был давать отпор). С этим парнем из своих я не тренировался работать в паре, но он быстро ко мне подстроился, а когда к нам присоединился ещё и третий, мне удалось перевести дыхание.
Обернувшись, я убедился, что из-за кромки стены лезут новые и новые бойцы. Пристроив толстенный обломок дерева в соседнем проёме, ребята выкинули наружу концы ещё трёх верёвок, и число солдат, ввязавшихся в схватку на стене, принялось увеличиваться в геометрической прогрессии. Чёрт побери, неужто нам снова повезло? Со стороны внутреннего двора, по извивам лестниц, в нашу сторону бежала жиденькая цепочка солдат. Похоже, остальные силы были скованы в других частях форта.
Ну посмотрим, посмотрим…
Глава 3
Руштеф Лагрой
— Почему мой приказ не был выполнен должным образом? — орал господин Лагрой. Он пребывал в таком бешенстве, что определённо в любую минуту следовало ожидать перехода к мордобою.
Этот человек сперва показался мне ничем не примечательным. В меру высокий, в меру корпусный, с длинными серыми, словно золой присыпанными волосами, с неприятным застывшим выражением лица. Я удостоился напряжённого взгляда ещё до того, как закончил краткий рапорт, и сперва списал его на то, что являюсь несомненно человеком Аштии, то есть прутиком от прежней метлы. Спокойствия мне было не занимать, ведь оба задания выполнены мною успешно, да ещё и в полном объёме, без изъятия. Для войны, а не учений — ситуация просто великолепная.
Потому взрыв ярости главнокомандующего, который меня даже не дослушал, стал без малого шоком. Крайне неприятным шоком.
— Прошу прощения, командир? — в недоумении переспросил я.
— Молчать! Не сметь возражать! Было указание, что отряд должен захватить крепость Ачейи в течение суток и немедленно передать её в руки подкрепления. Почему задержали выступление?
— Я докладывал — чтоб отыскать сбежавшую госпожу Шехмин…
— Молчать! Не сметь оправдываться! Почему позволили ей бежать? Должны были не позволить! Должны были немедленно её найти и доставить мне в указанные сроки! Таков был приказ!
Я неприязненно смотрел на Руштефа. «И откуда ты такой психованный взялся? Что ж без малого в истерике-то бьёшься?» Ещё на родине успел убедиться, что если вышестоящий военный чин заходится в крике, спорить с ним не только бесполезно, но и опасно. Если человек слабоадекватен, его нужно перетерпеть, как стихийное бедствие. Если это просто вспышка, временное помутнение, то тем более.
Злоба была в его глазах, искренняя, глубокая злоба. В какой-то момент я почувствовал себя советским солдатом, вызванным с передовой к военному комиссару. Вызов, само собой, совершенно не радует. На передовой, под пулями, ещё есть надежда выжить. Там тебя могут удачно ранить, и потом отлежишься в госпитале. А тут сам шаг через порог комиссарской землянки уже потягивает холодком в затылок. Тут надежд на удачу поменьше будет.
Я ждал приказа о немедленном аресте, причём даже отчасти с лихой яростью. Злоба, затопившая меня в ответ на чужое раздражение, вытеснила страх. Ах, вы так? Ну ладно же… Задавитесь, захлебнитесь моей жизнью, сволочи! Не дождётесь от меня мольбы о пощаде!
Руштеф вдруг потерял задор, поскучнел и отвёл глаза. Может, разглядел в моём взгляде ответный вызов или решил, что я без малого готов кинуться бить ему морду? Как, интересно, в Империи офицеры выражают крайнюю степень возмущения командованием? Вряд ли уж действительно физиономии им полируют. Менталитет не тот.
— Прочь, — приказал он мне. — Следующий проступок будет стоить тебе жизни. Кровью искупишь свою вину, а пока не заслужишь, никакого пополнения не получишь. Выкручивайся как знаешь. Прочь!
«Совсем, что ли, идиот? — подумал я. — Ставить в зависимость от заслуг командира получение его отрядом пополнений — это ли не бред сумасшедшего? Такой чуши и в советской армии не бывало. Ещё оружие у нас отнимите за мой-то проступок. Воюйте, солдаты провинившегося офицера, голыми руками. То-то будет эффективно…»
Но, наверное, я просто чего-то не понимаю. Мне уже довелось убедиться, что в Империи всё происходящее всегда имело свой смысл. Пусть малопонятный для меня, но несомненный. Я ведь и теперь, и раньше получал задания прямиком с самого верха. На уровне главы Генштаба ещё слишком мало промежуточных ступеней, которые должен пройти приказ. Чужие уши, чужие уста и чужое разумение не успевают его исказить или дополнить.
Так чем же тогда объяснить вот это?
На мой поклон уже никто не посмотрел. Развернулись спинами не только Руштеф Лагрой и его приближённые, но и охрана. Совсем, что ли, придурок? А если я в спину ударю? Впрочем, для имперца такая мысль непостижима, как для наоравшего вышестоящего, так и для обгавканного подчинённого. Но всё же — мне такого не понять.
На выходе из роскошного шатра, не имевшего ничего общего со скромным шатром, который использовала госпожа Солор в бытность свою Главнокомандующей, меня перехватил один из адъютантов Аштии. Парень коротко дёрнул головой, обозначив приветствие, и искоса взглянул вслед новому главе Генштаба.
— Её светлость хочет со мной побеседовать? — уточнил я, торопя слова.
— Разумеется. Господин офицер же остаётся в подчинении госпожи Солор, как первого заместителя господина Главнокомандующего. Прошу следовать за мной.
— Хм…
— Её светлость ждёт.
Вот он, знакомый шатёр, правда, разложенный только наполовину. Видимо, теперь Аштии не требовалось столько места для работы и совещаний. На входе охрана смерила меня очень внимательными взглядами, и сразу стало ясно, что уж тут-то на всякий случай готовы отражать любое нападение. Ого, значит, всё обстоит примерно так плохо, как я и предполагал. Значит, мысленно готовим себя к худшему сценарию и пытаемся выплыть.
Всегда есть шанс. Чего ж заранее опускать руки?
— Входи, садись, — пригласила Аштия.
Несмотря на то что за минувшее время она заметно разбухла — беременность уже была видна, особенно если присмотреться, — женщина выглядела куда бодрее, чем в последний раз, когда я её видел. Деловитая, собранная, она больше не вызывала у собеседника сочувствия, скорее желание жёстко взять себя в руки и готовиться отвечать на вопросы. На столе громоздилась вечная груда бумаг и деревянных табличек для записи, а значит, как минимум никто не держит её вдали от дел. Уж чем-то она занимается.
— Могу без церемоний?
— Разумеется. Мы же одни.
— Что произошло, Аше? Почему такая немилость?
Женщина приподняла бровь, и взгляд её стал загадочным.
Боже, как я всегда любил вот такие взгляды у женщин! Бодрящая дрожь пронизывала моё тело до кончиков пальцев, стоило моей собеседнице поднять на меня глаза, исполненные чарующей сути истинно женской привлекательности. Тогда мне начинало казаться, что я смотрю в исконные глубины тайн бытия, прикасаюсь к загадке природы, прячущей в себе ответ на вопрос, почему иной раз одного мгновения довольно, чтоб приковать своё сердце именно к этой женщине, этой и никакой другой. Почему довольно одного лишь взгляда на неё, одного лишь её слова, чтоб мир заиграл всеми красками зари?
— Так уж вышло, — сказала Аштия.
— Значит ли это, что ты теперь лишена императорского расположения?
— Посмотрим.
— Не хочешь говорить…
— Не хочу, верно. Оставим мои личные дела и взаимоотношения с государем. Давай о последних событиях. Блестяще сделано! Я тобой очень довольна.