Пятая женщина
Священник
Миссис Огмор-Причард
Мистер Огмор
Мастер Причард
Госсамер Бейнон
Орган Морган
Утах Уоткинс
Миссис Утах Уоткинс
Оки Милкмен
Голос
Миссис Вилли Нилли
Лили Смолз
Мэ Роуз Коттедж
Мясник Бейнон
Преподобный Эли Дженкинс
Мистер Пуф
Миссис Орган Морган
Мэри Эн Сейлорс
Дал Брэд
Полли Гартер
Ноугуд Бойо
Лорд Кат-Глас
Голос гида
Миссис Бейнон
Миссис Пуф
Миссис Дай Брэд первая
Миссис Дай Брэд вторая
Вилли Нилли
Миссис Черри Оуэн
Черри Оуэн
Синдбад Сейлорс
Старик
Эванс, по прозвищу Смерть
Рыбак
Голос ребенка
Бесси Бегхед
Пьяница
Тишина.
Первый голос (очень мягко). Начнем с самого начала.
Представьте себе - весна, безлунная ночь в маленьком городке; беззвездная и черная, строгая, как Библия, тишина улиц, вымощенных камнем; горбатый, торжественный и пугающий лес, медленно, почти незаметно спускающийся к терново-черному, тихому, темному, черному, как ворон, полному рыбы, качающему лодки и поплавки морю. Дома стоят слепые, как кроты (впрочем, кроты прекрасно видят этой ночью в вытянутых, бархатных, глубоких лощинах), или слепые, как капитан Кэт, там, во мраке, меж водокачкой и городскими часами, магазинами похоронных принадлежностей и богадельней, убранной траурными вдовьими повязками. И все жители этого раскачивающегося, плавающего в молчании городка погружены сейчас в сон.
Тише, спят дети, фермеры, рыбаки, лавочники и прислуга, сапожник, школьный учитель, почтальон и трактирщик, гробовщик и проститутка, пьяница, портниха, священник, полицейский, морщинистые старухи с перепончатыми ногами и аккуратненькие жены. Юные девицы спят в мягких кроватях или витают в мечтах, где кольца, приданое и подружки невесты, как светлячки, медленно спускаются вниз по ярусам поющего, словно орган, леса. Мальчишки видят во сне неведомые земли и встающие на дыбы ранчо ночи и море Веселого Роджера. И антрацитовые статуи лошадей спят в полях, в хлевах спят коровы, собаки с влажными носами спят во дворах, кошки дремлют на покатой кровле или ловко перескакивают, мелькают над верхушками крыш.
Слышно, как ложится роса и как дышит притихший город. Но только вы видите, как, черный и сгорбившийся, он быстро и медленно засыпает. И только вы можете слышать невидимый звездопад и черное-черное, предрассветное, неуловимое, меняющееся от каждого прикосновения, темное, полное волнений, море, на поверхности которого скользят и качаются "Аретуза", "Кроншнеп" и "Жаворонок", "Занзибар", "Рианнон", "Пират", "Большой Баклан" и "Звезда Уэльса". Внемлите. Это идет по улицам ночь; это, похожий на церковный гимн, соленый, медленный, музыкальный ветер на Коронейшн-стрит и Кокл Роу; это растет трава на Ларегиб-хилл и ложатся на землю росы; это звездопад; это сон птиц в Молочном Лесу.
Слушайте. Ночь как в лихорадке, она - маленькая церковь, торжественно звучащая под детскими чепчиками, над брошечками и в черноте шелкового бомбазина, над шнурками ботинок и под стоячим воротничком с бабочкой; ночь, кашляющая, как козы, наевшиеся мяты; ночь, колеблющаяся от многократного "Аллилуйя"; ночь, плавающая в четырехпенсовом пиве, спокойная, как кость домино; ночь на чердаке Оки Милкмена, похожая на мышь в перчатках; ночь в булочной Дай Брэда, висящая в воздухе, словно черная муха. Этой ночью по Донки-стрит скачет тишина, копыта ее опутаны водорослями, она мчится по морщинам булыжной мостовой, мимо стоящих на окнах горшков с папоротниками, цитат из Библии и безделушек, фисгармонии, благоговейно выскобленных кухонных столов, тщательно выписанных акварелей, фарфоровых собачек, оловянных чайничков для заварки, с розочками. Это ночь, осликом пробегающая через уютные комнатки детей.
Смотрите. Ночь неслышно, величественно скользит в кронах вишневых деревьев на Коронейшн-стрит, идет через кладбище Бесезды в окружении ветров, в перчатках, застегнутая на все крючки, и собирает росу; валяется у "Объятий морехода".
Проходит время. Слушайте. Проходит время.
Подойдем ближе.
Только вы можете слышать дома, спящие на улицах в неподвижной, бездонной, соленой и безмолвной тишине, окутывающей ночь. Только вы можете видеть сквозь занавеси спален гребенки и нижние юбки, брошенные на стулья, кувшины и тазики, зубы в стакане, "Руками не трогать" на стенах и пожелтевшие, вставленные в рамки, фотографии умерших людей. Только вы можете видеть и слышать за веками спящих переселения и страны, и лабиринты, и цвета, и страхи, и радуги, и звуки, и желания, и полет, и падение, и отчаяние, и необъятные моря их мечтаний.
С того места, где вы находитесь, можно слышать их мечты.
Капитан Кэт, отставной слепой морской капитан, спит на своей койке в похожей на раковину, на игрушечный кораблик, аккуратной лучшей каюте Шюна Хауз и грезит о...
Второй голос. ...о морях, которые никогда не заливали палубы его "С. С. Кидвелли", распластавшегося поперек простыней и скользкой медузой засасывающего его вниз, в соленую глубину могилы-моря, где рыбы кусают и щиплют его, обгладывают до костей и утопленник принюхивается к нему.
Первый утопленник. Помнишь меня, капитан?
Капитан Кэт. Ты - Танцующий Вильямс!
Первый утопленник. Мне оторвало ногу при Нантакете.
Второй утопленник. Ты видишь меня, капитан, говорящую белую кость? Я Том-Фро-Болтун... когда-то мы были вместе у одной девочки... ее звали миссис Пробет...
Женский голос. Рози Пробет, Дак Лейн 33. Поднимайтесь наверх, мальчики, я мертва.
Третий утопленник. Помнишь меня, капитан, я Джонах Джарвис, я плохо кончил, очень приятно.
Четвертый утопленник. Адьфред Померой Джонс, забияка, родился в Мамблзе, пел, как коноплянка, увенчал тебя как-то бутылкой, татуирован русалками, всегда томим жаждой как землечерпалка, умер от водянки.
Первый утопленник. Этот череп рядом с твоим ухом - череп...
Пятый утопленник. Кудрявого-Бивана. Передай моей тетке, что это я заложил позолоченные часы.
Капитан Кэт. Хорошо, хорошо, Кудрявый.
Второй утопленник. Скажи моей жене, что я никогда...
Третий утопленник. Никогда не делал того, что она мне говорила.
Четвертый утопленник. Да, так и было.
Пятый утопленник. А кто теперь приносит кокосовые орехи и платочки, и попугаев МОЕЙ Гвин?
Первый утопленник. Как там наверху?
Второй утопленник. Есть ли ром и закуска?
Третий утопленник. Кошельки и пенсы?