— Надо спешить! — Прошипел Рогор, усевшись на невысокого гнедого конька — прямо-таки родного брата Карая, оставшегося в конюшне Берсугов. — Сокуг ждет давно, беспокоится.
Арания без слов ткнула пятками бока вороного жеребчика, на котором сидели мы.
Чистоград мы объехали по дальнему кругу, по полям и подлескам. Кони неслись быстро, несмотря на мелкие стати. Мне с непривычки дорога далась тяжело, но я все-таки усидела, цепляясь за Аранию.
В лес за Норвинской слободкой мы заехали по дороге, далекой от города. Сначала пустили коней по узкой колее, где пришлось уворачиваться от мелких сучков, лезущих в глаза. Потом Рогор свернул в лес. Там коней пришлось вести в поводу.
Невысокая избушка, по самые окошки вросшая в землю, открылась взгляду как-то вдруг, неожиданно. Рядом виднелись остатки полуразобранных сараюшек — видать, раньше тут кто-то жил, а теперь залетные гости понемногу разбирали хозяйские постройки на дрова.
Своих коней Рогор и Арания привязали у крыльца с наполовину обушившимся навесом. Норвин чуть задержался, мазнул взглядом по лошадям, сказал хозяйственно:
— Получу легед, тоже прикуплю этих, которых олгары лишь для себя держат. А что? Конь мелкий, значит, жрет немного. А меня сегодня нес только так.
— Ты сначала получи. — Свистящим шепотом посоветовала ему Арания.
Я поежилась — до того зловеще это у неё получилось.
Арания вошла в домик первой, следом порог перешагнула я. Единственная полутемная горница на первый взгляд казалась пустой, но тишину нарушало тяжкое сопение. Со свистом, как при простуде.
Пока я оглядывалась, ища сопящего, из темного угла возле печки выступил крепкий мужик. Молча махнул нам поклон, выпрямился. Я узнала Сокуга.
— Тащи сюда. — Благодушным тоном приказал ему Рогор, хлопнув дверью у нас за спиной.
Сокуг тут же повернулся к печке, занимавшей левую половину горницы, вытянул из запечка короткую скамью, на которой, скрючившись в три погибели, сидел какой-то мужичонка. Пока задние ножки со скрипом и грохотом волоклись по перекошенным половицам, сиделец дергался и мычал. И как только не падал? Вроде бы и руками за лавку не держался.
Норвин дотащил скамью до окошек на правой стороне избы, бухнул на пол край, за который тянул. Лишь теперь я разглядела, что человека на скамье удерживали веревки. Ноги оказались примотаны к ножкам, пояс охватывала петля, конец от которой был пропущен под лавкой и прихвачен узлом. Рот пленника закрывала грязная повязка.
А вот прижатые к груди руки гляделись культяпками — столько на них было намотано тряпок. Там, где прятались пальцы, по ткани шли багровые разводы.
Ясно было, что тряпки намотали не просто так — кто-то пытался остановить кровь. Которой, судя по пятнам, вытекло немало.
Пока я стояла, онемев и сжав кулаки, Арания шагнула вперед. Резко спросила:
— Что с ним?
— Да вот. — По-прежнему благодушно ответил Рогор. — Говорить не хотел. Как это у тутешей говорится — супротивничал, охальник.
На последнем слове норвина мычание пленника оборвалось. Сокуг придвинулся, вытащил из ножен тесак. Сидевший опять замычал и отшатнулся. Норвин небрежно поймал его за плечо, притянул поближе, полоснул лезвием по тряпице, закрывавшей рот.
Мычание обернулось стоном. По одутловатой щеке в полуседой щетине брызнуло кровью. Арания при виде красного дернулась, потом опустила голову и оскалилась, брезгливо сморщив нос и задрав верхнюю губу.
— Ты кто таков? Отвечай, тать.
Пленник все стонал. Сокуг несильно хлопнул его по макушке. Голова затряслась, над опущенными плечами замотались волосы той же длины, что и у дана Рейсора, до плеч. Были они спутанные, сплошь в колтунах, залитые чем-то темным. Лишь на темечке проглядывала густая соль седины.
Покрой у разодранного и залитого кровью кафтана разглядеть было невозможно. Но с одного плеча свисала тряпочка в оборках. Белая в тех местах, где её не залило багровым. Ни дать ни взять полуотодранный воротник цорсельской рубахи, какие Зорянины учителя поддевали под свои кургузые полукафтанья. Не из наших был мужик.
Выговор у него тоже оказался иноземный — тутешские слова он выдувал в нос, пришептывая на конце.
— Я вареский посол, Лютек Калесци, любезная дана. Или госпожа. Не могу знать имени. — Мужичонка вдруг расплакался, всхлипывая и баюкая у себя на груди перевязанные руки.